Наследство Бабы-Яги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не переживай, Горыныч, исправим.

Тот только тяжко вздохнул.

— Матвей меня убьет, когда вернется, я ведь сказал ему, что научился спонтанные выбросы контролировать, вот он и позвал меня к себе в гости. Хотел, чтобы я с вами магию стихий попрактиковал, а тут вон что вышло. Я ведь еще молодой Змей, только недавно самостоятельным стал, из родительского гнезда вылетел.

Я мысленно представил размеры гнезда и хихикнул, чем вызвал неодобрительный взгляд Горыныча.

— Так ты теперь наш новый учитель? — поинтересовался Кощей.

— Вряд ли: если Леший об этом узнает, он меня к вам и на пушечный выстрел не подпустит, — закручинился Змей.

— А мы ему не скажем, Макс сможешь вернуть поляне первоначальный вид?

— Нет, такое не потяну. Выжженную землю восстановить смогу, может кое-где на деревьях новые росточки пустить.

— А большего и не надо, — обрадовались Кощей с Горынычем, — остальное мы приберем. Дед Матвей, конечно, заметит изменения, но они будут незначительными, так что отбрехаемся.

— Ну, давайте, — произнес я и уселся на траву, облокачиваясь на ствол дерева. В это время произошло невероятное. Вокруг Змея заклубился непроглядный туман, а через несколько минут, когда он рассеялся, перед нами предстал мини Горыныч. Сейчас он был размером примерно с крупную овчарку. Смотря на наши обалдевшие лица, все три уменьшенные пасти оскалились в подобии улыбки.

— А сразу так нельзя было?

— Нет, нужно же было произвести на вас впечатление, — ответил Горыныч и, стал помогать Кощею, наводить порядок.

В этом уменьшенном состоянии Змей явно лучше контролировал свои силы, это было видно по тому, как он подхватывал с земли всеми тремя пастями валяющиеся ветки, подкидывал их в воздух и мгновенно сжигал на призрачном огне. Честно сказать, это было круто.

— Выпендрежник, — констатировал я, глядя на Горыныча.

Когда с уборкой было покончено, дело осталось за малым, точнее за мной. Заклинание было уже наготове, так что ждать я не стал.

Земля, ты мать всего живого,

Послушай моего ты слова,

Та рана и та боль в тебе,

Пускай уйдут в небытие.

Я присел и положил руки на выжженную землю.