Подозревать Витька Олег стал после смерти Виолетты, а особенно после рассказа бомжа. Вряд ли Виолетта ночью на кладбище доверительно беседовала с незнакомым человеком, который смог неожиданно нанести ей удар. Оказавшись «на дне», она умела постоять за себя — случай со здоровяком, попытавшимся к ней подкатить, это подтверждал.
С художником было сложнее — на него конкретно ничто не указывало, правда, он связан с Вероникой, а она уж больно странная.
В пользу невиновности Витька и художника говорило одно, их объединяющее, — отсутствие мотива совершения таких чудовищных убийств.
«Почему я думаю, что убийца — обязательно мужчина? А может быть, это женщина? Взять, например, Веронику: психически неуравновешенная, неизвестно, какие мысли бродят у нее в голове. Что, если она совершила эти убийства, находясь под влиянием сумасшедших идей? Точно так же и Витек, и художник тоже могут оказаться ненормальными, психопатами-маньяками. Проще подумать на них, чем на Веронику, трудно представить, чтобы она вскрывала ножом брюшные полости жертв и доставала окровавленные внутренности. Даже идея с Родионом Иконниковым выглядит более реальной, чем то, что убийца-маньяк — Вероника».
Олег не сбрасывал со счетов вариант, что убийца или убийцы могут оказаться ему незнакомыми. В таком случае ему оставалось лишь надеяться на официальное расследование. Он не стал посвящать Наташу в свои планы, придумав причину, почему не будет ночевать у нее, и сразу после работы отправился на кладбище. При свете дня, меряя кладбищенские дорожки шагами, Олег не мог понять, как они ухитрились здесь заблудиться. Наверное, непроглядная тьма была виновницей этого.
Он исследовал кладбище на протяжении нескольких часов, кружа вокруг места с остатками кострища, где вчера бомжи организовали себе ночлег.
Когда стемнело, Олег вернулся на кладбище, воспользовавшись лазом, показанным бомжом Жорой. Соблюдая осторожность и стараясь не шуметь, он добрался до места, облюбованного им для засады. Все ухищрения Олега остаться незамеченным были излишними, так как возле костра разгулялась грандиозная пьянка. Количество выпитого развязало бомжам языки, и все они стремились высказаться, перебивая друг друга. В этом нестройном хоре выделялся звонкий голос женщины. Из их несвязной болтовни ничего полезного Олег не узнал.
Он не боялся в одиночку сделать то, что задумал, считая себя физически подготовленным и надеясь на навыки, полученные им в секции рукопашного боя. Любитель экстремальных видов спорта, Олег сейчас ощущал прилив адреналина в кровь, как при прохождении смертельно опасных порогов, или при спуске по «черной» лыжной трассе, или когда погружался с аквалангом на восьмидесятиметровую глубину, где любая ошибка могла закончиться смертельным исходом. Но больше всего это напоминало ему подъем по отвесной скале на протяжении нескольких часов. Не по количеству затраченных калорий — ну сколько энергии можно потратить, сидя сиднем в засаде? Но собранность, ни на секунду не ослабевающее внимание, восприятие окружающей обстановки всеми известными и неизвестными органами чувств — это было здесь необходимо. Любой звук нес в себе информацию, и неправильное ее толкование или недостаточно быстрая реакция могли стоить жизни. Олегу вспомнилось, как, преодолевая двухсотметровую стену на Домбае, он увернулся от камня, по сути, куска скалы, спущенного первым номером связки. Эта глыба пролетела в нескольких сантиметрах от его головы. Тогда сработало нечто, отличное от сознания, но точно рассчитавшее траекторию камня и весьма условную устойчивость положения его тела, заставив сдвинуться лишь на необходимый десяток сантиметров, ни больше ни меньше.
Вот и сейчас он находился в подобном состоянии, растворившись в темноте, чувствуя себя ее частью, готовый в любой момент действовать. Но время шло, голоса у костра постепенно стихли, слышалось лишь пьяное бормотание и иногда звонкий смех женщины.
Время от времени кто-нибудь из тройки вставал, пьяно шатаясь, отходил на несколько метров от костра и справлял нужду. В эти мгновения Олег сжимался как пружина, но ничего не происходило, и он немного расслаблялся.
Как ни странно, Олега не раздражало длительное ожидание, он даже не замечал, бежит время или остановилось. Он изгнал все мысли из головы, мешающие ему чувствовать внутреннюю связь — он, ночь и объект наблюдения.
Ночь близилась к концу, и вскоре все трое бомжей захрапели, костер почти погас, лишь от краснеющих угольков исходил слабый свет.
«Он появится на рассвете», — уверил себя Олег. У него до предела обострились все органы чувств, а внутреннее напряжение спасало от сна лучше крепкого кофе.
В преддверии рассвета небо начало сереть, по земле заклубился туман. Олег чувствовал утреннюю прохладу, и это его немного отвлекало. «Туман — пособник дьявола», — неожиданно возникла мысль, и он постарался собраться и немного приблизился к месту отдыха тройки бомжей.
Храп прекратился, послышались хриплые, сонные голоса — видимо, утреннюю прохладу почувствовали и они. Бомжи вновь стали прикладываться к бутылке, как вдруг жуткий женский вопль прорезал тишину.
Это было для Олега полнейшей неожиданностью, не вписывалось ни в одну из предполагаемых схем развития событий. Олег вскочил и кинулся к костру.
Женщина и Жора стояли над телом деда, бившегося в конвульсиях, а изо рта у него вырывались язычки синего пламени, как из газовой зажигалки. Пламя угасло и одновременно прекратились конвульсии, тело застыло, а лицо стало быстро чернеть.
— Боже мой! Его наказал дьявол и унес его душу! — воскликнула женщина, трясясь крупной дрожью.
— Он это знал и не раз об этом говорил! — с дрожью в голосе подхватил Жора и, наконец заметив Олега, угрожающе произнес: — А ты что тут делаешь? Снова заблудился?! Может, тебе мало души Чука, ты и за нашими пришел? — и, повернувшись к женщине, заявил: — Это ОН! Вчера специально деньгами искусил Чука, чтобы тот нарушил данную себе клятву, а сегодня пришел за его душой!
— Дьявол! Господи, помоги! — выкрикнула женщина и кинулась бежать.