Сети желаний

22
18
20
22
24
26
28
30

Олег начал набирать номер на телефоне, но внезапно художник молнией метнулся к нему, выставив вперед руку с фонариком. Тело Олега затряслось от электрического разряда, вызвавшего невыносимую боль, пронзившую сердце, и он кулем упал на пол, полностью парализованный, не в силах даже глотнуть воздуха и судорожно дергаясь. Окружающий мир утратил формы, вокруг него заплясали цветные пятна, играя с сознанием, как волны с пустой бутылкой. Голос художника то нарастал, то становился глухим.

— Ты не поинтересовался, как мне удалось справиться с твоим приятелем. Это была твоя ошибка. Электрошокер-парализатор — прекрасная вещь! По виду обыкновенный фонарик, а таит в себе триста тысяч вольт, которые дают мне преимущество в несколько минут, чем я незамедлительно и воспользовался.

Художник достал из кармана моток скотча и стал обматывать им руки беспомощного Олега. Наташа бросилась на него, но он небрежным ударом отправил ее в противоположный угол комнаты. Девушка ударилась головой о стену и затихла.

— Не волнуйся, дойдет очередь и до тебя, — пообещал он ей с улыбкой.

Олег немного пришел в себя, но было уже поздно — его руки и ноги были оплетены клейкой лентой, а Валерий уже занимался Наташей.

— Отпусти ее! Я прошу тебя, она будет молчать! — умолял он, извиваясь на полу и проклиная себя за беспечность.

— Обязательно будет молчать, мертвая! — улыбнулся художник и заклеил Олегу рот. — Я вас не буду потрошить, это уже перебор. Вы просто исчезнете, яма в лесу и негашеная известь помогут мне в этом. Проще, конечно, было бы вас утопить — река рядом, но ведь всплывете! Ты вон какой здоровенный, не меньше двух чугунных батарей понадобится. А где их взять?

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — бормотала Вероника, стоя у стены.

— Любимая, все это пустяки, — сказал художник. — Главное, мы вместе. И будем вместе всегда!

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

— Поехали, малыш! — Валерий схватил Олега за ноги и поволок к двери. — Твоя подружка будет полегче.

Он стащил Олега вниз по крутым ступеням, и от множества ударов у того помутилось в голове. Лента, закрывающая рот, стягивала кожу, мешала дышать. Возле «октавии» Олега приткнулась темно-синяя «четверка». Художник завозился, раскладывая задние сиденья.

Ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук, и надежда Олега на чудо — приезд Архангельских, освобождение — растаяла окончательно.

Валерий открыл багажник и, собрав все свои силы, затащил туда Олега.

— Тяжелый! — пожаловался он и накинул на него старое, пыльное, колючее одеяло, под которым стало еще труднее дышать. Олег заворочался, пытаясь его скинуть.

— Какой ты неугомонный! — пожурил его художник. — Ты меня вынуждаешь! Сейчас принесу целлофан и молоток — это тебя успокоит. Ничего личного, все только ради дела!

Олег услышал удаляющиеся шаги. Говорят, перед смертью вспоминают всю свою жизнь, о чем-то сожалеют, хотят повернуть время вспять. Олег ничего не вспоминал — он хотел жить и яростно вертелся, имея шансов на освобождение не больше, чем червяк на крючке.

Убийца

— Ва-ле-ра! Ва-ле-ра! — скандировали, беснуясь, трибуны стадиона, когда он, обманув защитника, вышел один на один с вратарем, имея реальный шанс забить гол… Но обычно сон на этом заканчивался, чтобы вернуться через годы.

Возможно, Валерий Витович действительно мог стать известным футболистом, как ему пророчили друзья и знакомые, ведь он, учась в восьмом классе, уже играл в дублирующем составе сборной… Если бы не одно досадное происшествие.

В то утро все складывалось так, чтобы помешать ему пойти с друзьями кататься на лыжах в Голосеево: сначала он чуть не проспал, потом еле нашел лыжные ботинки, отказался от заманчивого предложения отца проехаться, сидя за рулем, на стареньком «москвиче» по периметру гаражного кооператива в обмен на помощь в ремонте того же «москвича». Нельзя сказать, что Валерий был любителем лыжных прогулок, — это была всего лишь вторая, причем на чужих лыжах, так как своих у него не было.