Удар.
И еще один.
Палаш в руках Романа почти танцует, голова степняка не отделяется от тела, но откидывается назад, из перерубленных артерий щедро хлещет поток крови, окатывая тех, кто стоит с ним рядом, тело еще не успевает осесть, а Роман разворачивается – и еще один степняк с воем хватается за живот.
Кожаная куртка иногда плохая замена кольчуге.
На землю выпадают сизые внутренности словно клубок червей.
Степняк воет, а Роман идет дальше и дальше. Падают люди, падают на землю чудовищными плодами отсеченные руки и головы, кто-то кричит, брызгает на лицо кровь, Роман даже не вытирает ее – не яд, и идет вперед.
И рядом с ним бесчинствуют Виктор Лейнский и Эрон Шорский. Бросать друга они не собирались.
Шесть гвардейцев, четырнадцать пехотинцев…
И степняки отшатываются назад.
Так человек врезается в волну – и на миг отталкивает ее своим телом. Потом волна обнимет его, захлестнет, повлечет за собой, но это – потом, потом…
А сейчас – удар!
И еще один! Получи, гадина! И – сдохни!
Они зубами выгрызают пару минут передышки.
Степняки в ужасе отшатываются от этих чудовищ, которые с ног до головы покрыты кровью, и больше похожи не на людей, а на древних демонов. И обозники, которые выскочили вслед за вояками из лагеря, успевают утащить к себе несколько щитов – действительно телеги, даже колеса есть.
Вот и отлично, то, что надо!
– Роман!
Виктор встряхивает друга за плечо. Ифринский дергается, поворачивается на голос… знакомый?
Он пьян от крови и усталости, почтим безумен от ярости, но друга Роман узнает. И медленно опускает палаш.
– Назад! Отходим назад!
Роман прищуривается, обводит взглядом окрестности. И верно, степняки начинают собираться для отпора. Кто-то в красной шапке бежит, кричит…