Годсгрейв

Прямо перед ней на каменном полу сидел крововещатель Адонай. И хоть девушка никому в этом не призналась бы, в ее животе слегка запорхали бабочки при виде колдуна. Ткачиха Мариэль из любого могла сделать картинку, но брат был ее шедевром – точеные скулы и волевой подбородок, кожа призрачно-бледная, взъерошенные волосы – белоснежные. Он носил шелковую багряную мантию с вырезом на груди, являя всем впадины и выемки своего торса, будто высеченного из мрамора. Кожаные штаны сидели так низко на бедрах, что это выглядело почти неприлично, а треугольная линия нижней части его живот…

– Доброй перемены, Клинок Мия, – поздоровался Адонай.

Она заставила себя поднять взгляд и посмотреть в его глаза цвета крови.

– И вам, вещатель.

Красивые губы колдуна изогнулись во всезнающей улыбке, но Мия сохранила каменное выражение лица. Несомненно, вещатель был неотразим. И девушка часто баловала себя фантазиями о нем, лежа в кровати и представляя его бледные ловкие пальцы, пока ее собственные опускались все ниже и ниже. Она даже спасла их с его драгоценной сестрой во время нападения люминатов. Но Мия все равно считала, что он бессердечный ублюдок.

«Бессердечный ублюдок, которого грех не трахнуть…»

– Духовенство алчет лицезреть тебя в Зале Надгробных Речей, – сказал Адонай.

Мия осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрой от крови плитке, двинулась к ступенькам, по-прежнему хромая из-за раны. Девушка чувствовала взгляд вещателя на своем обнаженном теле, кровь тихо плескалась от ее движений, как воды спокойного моря. Она посмотрела в сторону коридора и ступенек, которые приведут к ожидающему ее Духовенству. Задалась вопросом, зачем, ради бездны, ее позвали.

Кинув прощальный взгляд на вещателя, Мия вышла из комнаты. Смыла подсыхающую кровь и, бесшумно двигаясь, надела черные кожаные штаны, сапоги из волчьей шкуры и темную льняную рубашку. Стилет из могильной кости спрятала в рукаве, а ножны с великолепным мечом повесила на талию. Первый принадлежал ее матери, а второй отцу – Мия забрала меч из руки мертвого судьи Рема. Рукояти обоих клинков были сделаны в виде вороны в полете с красными глазами из янтаря. Это все, что у нее осталось от родителей, помимо фамилии.

Наверное, в этом крылась какая-то метафора…

Развернув непромокаемый сверток, она достала потрепанную книгу в кожаном переплете, взяла ее под мышку и поплелась по лестнице.[16] В черноте парил голос призрачного хора, и Мия не смогла сдержать улыбки при звуках до боли знакомой песни. Спустя долгие месяцы в Галанте она наконец-то вернулась в священные залы самых опасных ассасинов во всей Итрейской республике.

Наконец-то вернулась домой.

После бесконечного подъема девушка вошла в Зал Надгробных Речей. Огромный и круглый, он был вырезан прямо в гранитном сердце Тихой горы. В двенадцати метрах над ее головой высилась прекрасная статуя Наи, Матери Ночи и Благословенной Леди. В правой руке она держала весы, а в левой – грозный острый меч. Всякий раз, когда Мия попадала в зал, глаза Наи будто следили за каждым ее шагом.

В помещении высились широкие колонны – они казались толще, чем стволы древнего железного дерева. Стены усеивали склепы, сквозь огромные витражные окна лился багровый свет. На плитах были высечены имена всех жертв Красной Церкви – тысячи жизней, принесенных на алтарь во имя Черной Матери. Но склепы оставались безымянными. В них покоились слуги Матери, и лишь Она оплакивала их после смерти.

Взглядом Мия нашла склеп на западной стене. Четыре маленькие буквы, которые она нацарапала на камне своим клинком из могильной кости восемь месяцев назад.

– Клинок Мия, – раздался глубокий голос. – С возвращением домой.

Девушка повернулась к основанию статуи. Там собралось все Духовенство Красной Церкви и выжидательно наблюдало за ней.

Все, кроме Достопочтенного Отца Солиса, разумеется.

Крупный итреец смотрел своими незрячими глазами на высокие фронтоны. Он был одет в мантию из дорогой серой ткани, за спиной висел капюшон. На исполосованном шрамами черепе прорастали короткие светлые волоски, борода была уложена в форме четырех игл дикобраза. На талии висели вечно пустые кожаные ножны с тиснением в виде концентрических колец.

Справа от Солиса стояла Паукогубица, шахид истин. Элегантная двеймерка облачилась в изумрудно-зеленое одеяние с золотым украшением на шее. Ее дреды были заплетены в замысловатую прическу на макушке. Руки и губы чернели от ядов.