Предатель рода

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может, и идиотка, – сказал Охотник.

Она бросила на него решительный хмурый взгляд.

– Простите меня, Охотник-сама, но, может, вы поцелуете мою…

Сверху донесся крик боли, топот бегущих ног. Зазвенели лезвия – сталь по стали. Раздались громкие команды прекратить сопротивление во имя даймё, цветистые ругательства Мясничихи. Серая Волчица ударила здоровяка по руке.

– Я же сказала – уходи! Прямо сейчас!

– А ты?

– А я в состоянии позаботиться о себе, – ответила старуха. – Это девушка – наш единственный источник во дворце. Она нам нужна. Убедись, что она благополучно уйдет, Охотник.

Он выругался, глядя, как раскалывается на куски дерево. Тяжелые шаги на полу. Звуки битвы. Громкие проклятия.

– Хорошо, пошли.

Прежде чем Никто успела возразить, он схватил ее за руку и потащил вверх по лестнице слева в заброшенный склад. Он тащил ее быстро, насколько позволяла ему хромота. Добравшись до черного хода, они выскользнули через заднюю дверь навстречу рассвету. Никто слышала позади звон разбитого стекла, хриплые крики. Она чувствовала вспышку солнечного света и Дакена в своей голове, пробиравшегося по крышам – закрыв свой глаз, она видела всё вокруг его глазами. Бусимены надвигались со всех сторон. Завидя их, люди на улицах падали ниц. Некоторые послушно лежали, закрывшись руками, другие тихо истекали кровью на разбитых булыжниках. Охотник потащил ее на запад по узкому проходу, но она резко отстранилась, качая головой.

– Не туда.

– Что?

– Их слишком много. Иди за мной.

Охотник остановился, неохотно, словно глыба льда. Но настойчиво потянув за руку, Никто потащила его обратно по узкому переулку, окутанному вонью крысиной мочи. При их приближении гладкие, покрытые шерстью тела исчезали. Вокруг валялись пустые бутылки, скомканные газеты, бытовые отходы и человеческое дерьмо. Наконец они вышли на многолюдную, выложенную кирпичом улочку. Охотник сильно хромал. А сердце Никто было готово выскочить из грудной клетки. Она натянула очки для защиты от ржавого дневного света. На плакатах с призывами служить в армии были начертаны крупные кандзи белой краской.

Грядет Араши-но-одорико.

Хромая, они выскочили на главную улицу, промчались по открытой местности и устремились в переулок. Протиснулись сквозь узкое пространство, по колено в мусоре. Никто крепко вцепилась в скользкие от пота пальцы Охотника. Вдали слышались крики. Клацала и звенела сталь, грохотали подкованные железом сапоги.

– Откуда ты знаешь, куда идешь? – выдохнул он.

– Доверьтесь мне.

Они бежали, насколько могли бежать при хромоте здоровяка. Его лицо исказилось от боли, пот струился градом. Одна рука сжимала ее руку, другая прижималась к правому бедру, по которому через штанину сочилась кровь. Через пару кварталов, когда Никто подумала, что они избежали опасности, Дакен снова прошептал предупреждение. Мгновения спустя по улице эхом разнеслись крики. Звенела по булыжнику тяжелая поступь, разбегались в стороны горожане. Два буси бросились в атаку, ощерившись копьями нагинат и выкрикивая: «Всем стоять во имя даймё!»

Охотник выругался, опустив плечи, и выдернул руку из ее ладони.