Самая страшная книга 2018 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Она взяла фонарик, заперла дверь, прошла и подергала рамы на окнах, закрыла даже форточки. Обняла Муклу, залезла в одежде в ту самую кровать, где спала двадцать лет назад, накрылась с головой колючим одеялом с запахом рыбы. Думала, что никогда не уснет, так и будет дышать в душную маленькую темноту под одеялом, но вдруг уснула, мгновенно и глубоко.

Ночью в дверь кто-то колотил, Ксюша сквозь сон слышала глухой монотонный стук, тихие стоны и тяжелое, хриплое дыхание с подсвистом, но, конечно, это все ей снилось. Никого больше не было на острове. Только она и ветер.

Утро было яркое, оно залезло под одеяло, пощекотало Ксюшин нос, закричало тюленем, вытащило ее из сонного забытья туда, где она была на острове с мертвецом и без связи.

Она села, откинув одеяло. Голова была ясной, солнце стояло уже высоко, дом нагрелся, пах старым деревом, табаком, рыбой. В лучах света медленно лавировали пылинки.

– Солнце… Жарко… Андрюша!

Ксюша вдруг поняла, что мертвый Андрей лежит прямо на солнцепеке, слегка прикрытый крапивой, и тошнотворный ужас пружиной выбросил ее из кровати. Чтобы потянуть секунду, она уложила Муклу на подушку, укутала, поправила ей волосы.

– Обязательно тебя отсюда заберу, не бойся!

Она прошла по дому, открыла окна. Напилась воды из последней бутылки. Босиком вышла в сени, прижавшись лбом к двери, досчитала до десяти, потом открыла. За дверью было огромное небо, деревья, мох, гранит, лучащееся светом море до самого горизонта. Из крапивы торчали уже только кроссовки Андрея, тело за ночь сползло ниже, в заросли. Ксюша шагнула вперед и вскрикнула: под ногой что-то тихо хрустнуло, ступню обожгло мелкой горячей болью. Она нагнулась и поняла, что раздавила пустую ампулу, черт знает откуда взявшуюся. И еще – что площадка лестницы усыпана чуть подвядшими крапивными листьями. Ойкая и капая кровью, Ксюша доскакала до дивана, шипя, доставала из порезов осколки и складывала в пепельницу, где вчера так и истлела недокуренная Андреем сигарета. Дотянулась до водки, плеснула на ногу, заорала. Жалко себя стало ужасно, до слез. Она собралась поплакать, но тут как будто другая женщина вышла из теней ее души. Она тоже была Ксюшей, но сильной, собранной, безжалостной. Она пинком отодвинула рыхлую и хнычущую Ксюшу в сторону и встала на ее место.

– Хрен вам, – сказала она кому-то. Из горла глотнула водки, дотянулась до пачки сигарет и закурила. Тепло побежало по телу, мышцы расслаблялись, Ксюше уже не казалось, что в голове вот-вот лопнет веревочка и все рассыплется, как горох из мешка. Докурив, она замотала ногу туалетной бумагой, надела носки, плотные джинсы, кроссовки и вышла на улицу. Крапивные листья уже разнес поднявшийся ветер. Ксюша ногой приминала крапиву, пока не увидела тело Андрея. Он лежал лицом вниз.

– Бедный ты мой мальчик, – вздохнула она и с усилием перевернула его на спину. Закрыла ему глаза – они за ночь стали белесыми, страшными, веки на ощупь казались липкими и холодными. Пыхтя и упираясь, вытащила тело на тропинку. Рот у Андрея был приоткрыт, когда она приподняла труп за плечи, челюсть отвалилась, и изо рта вылез большой черный жук, упал прямо Ксюше на руку. Она взвизгнула, уронила тело, голова стукнула о гранит.

– Телефон. Ключи от лодки, – сказала она. – Телефон… Ключи… Карманы…

Дергаясь и морщась, борясь с возникающим каждую секунду желанием вымыть руки, она пролезла по Андреевым карманам. Смартфон нашелся в нагрудном вместе с осколками еще одной ампулы. Ксюша взвизгнула «есть!», но тут же уронила руку – телефон оказался разбит вдребезги, не включался.

Солнце жарило вовсю, Андрей был ужасно тяжелым, и пока Ксюша его протащила, ухватив под мышки и упираясь, вокруг дома, по тропинке, к вырубленной в скале пещере, она задыхалась, ноги мелко тряслись, а одежда промокла от пота.

В леднике было промозгло и темно. Под скалу пришлось спускаться по трем большим вырубленным в камне ступеням (бум! бум! бум! – спустился Андрей). Ксюша усадила его в угол. У стены стоял деревянный ларь – там нашлись свечи, консервы, сушеная рыба, макароны, шоколад и две бутылки водки.

– Далась же всем эта водка! – бурчала Ксюша, перетаскивая добычу в дом. Прежде чем закрыть тяжелую скрипучую дверь под скалу, она долго смотрела на Андрея, мертво сидевшего в углу. Голова его упала на плечо, из-под приоткрывшихся век в свете фонарика блестели белки глаз. Ксюша подумала, что непременно нужно сказать что-то значительное.

– Прощай, прекрасный мальчик, – начала она неловко, – я тебя… – а дальше не получалось сказать, потому что «любила» или «могла полюбить» после вчерашнего вечера вызывали сомнения, – никогда не забуду, – с усилием закончила она.

Закрыла дверь. Потом вспомнила ночные стуки и крапивные листья на лестнице, вернулась и подперла ее сломанным веслом, которое нашла неподалеку в траве, морщась от собственной глупости.

Генератор был старый, еще советский, его зеленая облупившаяся краска наводила на мысли о танках, автоматах и вороватых прапорщиках. Завести его не удалось, хотя Ксюша долго прыгала вокруг, говорила ему ласковые слова и даже вроде бы нашла, куда заливать бензин и масло. Она плюнула и вернулась в дом.

Мрачно съела кильку в томате и полшоколадки. Допила воду. Вытряхнула на пол Андреев рюкзак – нашла пакет с луком и картошкой, моток веревки («зачем ему??» – спросила она Муклу), джинсы, свитер, носки («бедный мальчик не хотел мерзнуть!» – всхлипнула).

Сквозь слезы Ксюша увидела футляр на молнии. Расстегнула – и ахнула от радости: ключ от лодки! Там же, проложенные ватой, лежали три большие целые ампулы. «Калипсол» – прочитала Ксюша, но это ей совершенно ничего не сказало.