18+

И это было самое яркое проявление его чувств ко мне за всю жизнь. Помню, я тогда проплакала всю ночь. То ли от горя, то ли от радости…

А на следующий день отец заполнил анкету и уже через неделю его пригласили на работу по контракту в Швецию.

В России у меня осталась бабушка — мамина мама, но после смерти дочери она отдалилась… Или это мы отдалились… Я была слишком маленькой, чтобы понять, что происходит на самом деле. В любом случае, отец согласился на переезд, не раздумывая. А я была рада смене обстановки и такому большому приключению.

— Латте, пожалуйста, — протянула кассиру карту для оплаты.

— Ты опять пьёшь эту дрянь? — послышался грозный голос отца, прогремевший, казалось, на всю кофейню. — Сколько раз тебе говорить, что чай гораздо полезнее!

— Пап, не кричи, — постаралсь утихомирить родителя, забирая обжигающе горячий бумажный стакан. — Я раз в день.

— Вот выпорю тебя, непослушная. Будет тебе раз в день.

— Тебе не кажется, что я уже слишком взрослая для порки? Мне послезавтра восемнадцать, — улыбаясь, возразила отцу и присела за свободный стол.

— Ладно, Машуль, у меня урок скоро. Я позвоню тебе вечером, и ты скажешь, что тебе подарить. Пока.

И не дожидаясь ответа, папа сбросил звонок.

Я, продолжая улыбаться, положила телефон на столик, потянулась за стаканом, но моя рука замерла в воздухе, потому что за соседним столом прямо напротив меня сидел Романов.

Тощий блондин что-то увлечённо рассказывал Алексу, но тот не обращал на него никакого внимания, выжигая взглядом клеймо на моём лице.

Судя по отставленному в сторону стакану допитого кофе, Александр пришёл раньше, чем я. Как давно он меня заметил? Слышал ли мой разговор с отцом? Что я там говорила про порку?

ГЛАВА 3

Я так и сидела — с застывшей в воздухе рукой, сцепившись с Романовым взглядом.

Надо же. Первый раз пришла пораньше. И надо было Романову именно сегодня заявиться в нашу кофейню! У них в «бизнесе» своих что ли нет?

Слегка тряхнув головой, отвела взгляд, схватила стакан и хлебнула обжигающий напиток. Конечно, обожгла язык, но всеми силами старалась этого не показывать. Чувствовала кожей, что Романов всё ещё смотрит.

Опустила голову вниз, пряча страдающее лицо за волосами, и порадовалась, что сегодня оставила их распущенными. Широко разинув рот, высунула язык в последней надежде на то, что прохладный кондиционируемый воздух помещения немного остудит жар. Не особо помогло. Поэтому, не поднимая головы, сгорбившись и, наверняка, напоминая Квазимодо, повернулась назад себя и помахала рукой по направлению к губам, образовывая остужающий ветерок. Стоит ли надеяться, что в этот момент я выглядела невозмутимо?

Когда боль в языке немного отпустила, стала думать о том, что пора сваливать.

Я старалась пить как можно быстрее, но обожжённый язык не позволял делать это так скоро, как мне бы хотелось. А уйти, не допив — равносильно бегству. Русские не убегают, сказал бы папа. И не сдаются. Так что дуля тебе, Романов, а не моя девственность.