Заговор против человеческой расы

Мы, существа выживающие и размножающиеся, изобретаем рассказы, которые в своей основе совершенно не отличаются от привычного поведения естественных животных существ. Однако, будучи созданиями, осведомленными о собственной смерти, мы маскируем эпизоды и хроники под нечто совершенно необычное для природного мира. Мы изолируем это знание в собственном разуме, отстраняемся от него, заякориваем наше сознания на дальних берегах, и сублимируем мотивы наших легенд. Но несмотря на все наши усилия, нет ничего, что защитило бы нас от того, что кто-то хлопнет нас по плечу и скажет: «Знаешь, а ты ведь умрешь». И чем больше мы пытаемся отвернуться, тем больше это знание преследует нас в нашем сознании. Мы крещены перед ликом смерти; наш ум оцепенел перед ужасом смертной перспективы.

Действительно ли мы верим в то, что смерть есть часть естественного распорядка нашей жизни? Мы все и каждый из нас отвечает утвердительно на этот вопрос. Но как только смерть высвечивается в нашем сознании, ощущаем ли мы смерть «естественной»? Моцарту приписываются последние слова, созвучные по тематике: «У меня уже привкус смерти на языке. Я чувствую что-то не из этого мира». (цитата по Jacques Choron, «Смерть и человек модерна», Death and Modern Man, 1964). Смерть не похожа на выживание и размножение. Более всего смерть напоминает пришельца из далеких и загадочных краев, с которым мы были связаны телепатически нашим сознанием. Нет сознания, нет смерти. Нет смерти, нет рассказов с завязкой, кульминацией, и финалом. Рассказы о выживании и размножении животных не имеют подобной структуры, потому что животные не знают, что должны уметь.

Нужно отметить, что не все художественные произведения заканчиваются смертью, а только те, что описывают жизнь персонажа до тех пор, пока описывать становится больше нечего. При этом в мире нехудожественной правды, в котором мы действуем по собственному намерению, мы знаем, до кой поры будет продолжаться наш рассказ. То, чего мы не знаем, это Где и Как наш рассказ завершится. Но предположим, что нам известно о том Где и Как наступит финал. Что будет тогда? Как изменится наша жизнь? Кто захочет прожить историю, чей финал известен ему с первой страницы — не целиком, а только Где и Как все это закончится, что может подразумевать собой в том числе и распятие на кресте, или другую не слишком легкую кончину? Мы продолжаем жить только потому, что не знаем о том Где и Как закончится история нашей жизни. Незнание этих деталей поддерживает саспенс нашей истории о нас, позволяющий нам внимательно и неустанно следовать поворотам и виражам личной сюжетной линии. Наш интерес к собственной истории не ослабевает, покуда эта история длится.

Но Что именно случится в финале, известно всем и каждому. Неизвестно только то, как именно случится то, что должно случится, когда это случится. Есть мнение, что если нам с самого начала будет известно то, Что именно случится, удовольствие от рассказа будет испорчено и никто не станет переворачивать страницы. Тем не менее очевидно, что это не так. Наш разум мастерски справляется с этим обстоятельством. Он рисует нам тысячи возможных финалов, от наиболее привлекательной смерти во сне, до исключения финала полностью из повестки. Но когда финал приходит, то он приходит. И тогда уже ничто не свернет с пути известного гостя. Много лет мы не допускали смерть в свои жизни, но вот теперь она появилась на пороге и постучала в дверь кулаком. В тот же миг окружающее принимает оттенок жути, в которой начинают обретать черты безымянные тени. Ближе к финалу сознание проясняется и кусочки мозаики слагаются в целое. Быть живым — это хорошо, полагает большинство из нас. Но когда смерть переступает порог, ничего хорошего не остается. Как некоторые из нас полагают, что жизнь, это то, чего не должно быть, тоже самое подавляющее большинство считает по поводу смерти. Смерть, это их страх и восхищение. Все знают, что мы когда-то умрем, и что вокруг полно безделушек и всякого мусора, которые переживут наши смертные образы без единой царапины. Если мы решимся сказать, что умерли, как только родились, это будет не так уж далеко от истины. Но пока мы способны ходить, ползать, или лежать на больничной койке утыканные трубками, мы можем продолжать твердить, что быть живым — это хорошо.

Без смерти — вернее говоря, без нашего осознания смерти — не появилось бы рассказов о сверхъестественных ужасах, и не было бы создано ни одного произведения искусства на подобный сюжет. Сверхъестественное всегда рядом с нами, скрывается между строк и мазков кисти, или присутствует в своем отсутствии. Для этого есть поразительный стимул, одновременно являющийся нашим великим оружием и величайшей уязвимостью — воображение. Мы безустанно топчем мостовые этого мира и все это время наша голова буквально взрывается от мыслей и образов. Наши самые изящные соображения и самый бестолковый поток мыслей, и то и другое ясно заявляют о первородных мучениях: мы не способны пребывать в тиши природной бессодержательности. Так воображение дурачит нас.

Случайный зародыш сознания, мутантный младенец нашего вида, воображение часто почитается как признак живости нашего макияжа. На самом деле это лишь психическая гиперкомпенсация бессилия нас как существ. Отвергнутые исключения естественного творения, мы остаемся верными слугами воображения до самого смертного часа, так же отмеченного заключительным харрасментом воображаемого.

Кроме обычной смертности, литература сверхъестественного работает со смертью разумности, личности, идеалов, возможностей, страстей, а также концепциями дряхлости вселенной и ее содержания. Смерть сродственна литературе ужасов, поскольку сюжет, который не воскрешает в нас подобного ужаса — в вымышленном мире, конечно — станет просто повествовательным выкидышем. Тем не менее в реальном мире лишь малая наша часть любит прогуляться по моргам и мавзолеям, и даже те, кто бывает там, делают это лишь из первертной склонности к живописным деталям, сопутствующим нашему перемещению в подобные места. Быть живым — предположительно, хорошо, но только не в тех случаях, когда у нас нет другого выбора, кроме альтернативы. Наиболее известным нам примером того, как это может случиться, является прозаическая автомобильная авария, несчастный случай, обычно переживаемый как подобный сну скачок с непредвиденной остановкой в пути.

Вообразите: Вы едете по скользкой дороге, и внезапно вашу машину заносит, и она начинает скользить, кружась, через полосы встречного движения. Как вы знаете, такое случается. Возможно даже, что подобное уже случалось и с вами. Но определенно это происходит с другими людьми постоянно. Как бы там ни было, подобное происшествие не входило в ваши планы, и именно потому оно именуется несчастным случаем. Теоретически, этот несчастный случай может быть представлен как цепочка причинно-следственных связей между обстоятельствами, которые тем не менее не могут быть прослежены до исходной первоначальной причины, пусть даже вы отправитесь к началу времен. Возможно также, что вы решите, что ответственность за надвигающийся несчастный случай лежит на ваших друзьях или родственниках, которые позвали вас помочь с неким ремонтом, поскольку вы бы не вышли из дома, если бы к вам не поступила такая неуместная просьба. Вы можете иметь в виду так же и ряд других ответственных в происшествии факторов, таких как: скользкая дорога, по которой вы выбрали проехать, обстоятельства, определившие погоду, продолжительность отрезка времени, которое вы провели в прихожей, выбирая ботинки, более всего подходящие в упомянутым ремонтным работам — идеально отмеренный интервал, который гарантировал, что вы прибудете ровно в то место и ровно в то мгновение, чтобы оказаться вовлеченным в аварию.

Но какими бы не оказывались близкие или далекие причины автомобильной аварии, в которую вы вот-вот собираетесь угодить, у вас наверняка имелся план о распорядке действий на этот день, как и на каждый другой день, и потеря машиной управления и занос с выездом на встречную полосу, водители на которой теперь всеми силами стараются избежать столкновения, определенно не входили в этот распорядок. Всего секунду назад вы вполне владели ситуацией, а сейчас вы несетесь волчком навстречу неизвестно чему. Вы плывете по скользкой от дождя или снега дороге, поблескивающей в лунном свете, вокруг вашей машины воет ветер и мечутся тени, и ужас еще не овладел вами. Все становится крайне неестественным и странным. Вас переносит в другое место относительно того, где вы находились всего мгновение назад.

И вот все начинается. Этого просто не может быть, думаете вы — если вы вообще способны думать, поскольку скорее всего вы превратились в клубок крутящейся паники. В действительности, теперь может произойти что угодно. Чей-то тихий шепот фоном звучит в вашей голове — о том, что в мире нет ничего безопасного и возможно все. Внезапно в движение приходит нечто, меняющее все абсолютно. Тень, всю вашу жизнь с самого дня рождения выписывающая над вашей головой круги, неожиданно опускается на вас. Первый раз в жизни вы отчетливо ощущаете то, что не чувствовали никогда — неминуемость смерти. Для самообмана больше нет места. С парадоксом сознания покончено навсегда. Остался только ужас. И это и есть реальность. Это единственная реальность, которая когда-либо существовала, хотя она и кажется нереальной. Конечно, плохие вещи случаются, это известно всем. Плохие вещи случались всегда, и непременно будут случаться и впредь. Таков естественный порядок вещей. Но мы не так себе это представляли. Мы не так представляли то, что случится с нами. Так мы представляли то, что с нами случиться не могло. А как мы помним, сверхъестественный ужас возникает там, где случается то, чего случиться никак не могло. Можем ли мы начать верить только в то, что есть, а не в то, что может и не может быть, и тем самым скрыться от этого ужаса? Нет, не можем. Мы обречены скитаться с этой верой, и страдать от тех неясных образов, что вырисовываются из нее. Нашим проклятием (да простят нас за то, что мы снова повторяем это) является сознание — мать всех ужасов и автор теории о том, что может и не может быть. Несмотря на то, что сознание извлекло нас из комы природности, нам по-прежнему нравится думать, что вопреки очевидной чуждости всем прочим живым существам, мы не являемся нечто целиком и полностью для них посторонним. Мы пытаемся попасть в такт всему остальному творению, словно наша жизнь и способы размножения ничем не отличаются от животных и растений. В том, что мы сделаны как сделаны, нет нашей вины — однако мы существа из параллельного мира. Не мы это выбирали. Не мы просили быть такими как есть. Мы можем полагать, что быть живым — это хорошо, в особенности, если мы рассмотрим альтернативу, о которой мы стараемся думать как можно реже, поскольку каждая такая мысль вызывает духов мертвых и прочих уродцев творения.

Ни одна из других жизненных форм не знает о том, что она жива, и ни одна не знает о том, что умрет. Это наше личное проклятие. Без этого колдовского знака над нашими головами мы никогда бы не забрели так далеко от природного мира — так далеко и так давно, что теперь, к счастью, всеми силами стараемся не сказать: Вечность прошла с той поры, как мы перестали быть обитателями природы. Все, что окружает нас, есть жители природного мира, однако в нас трепещут страшные и ужасные вещи. В двух словах: Мы совсем не отсюда. Если вдруг завтра мы исчезнем, ни один организм на этой планете не станет тосковать о нас. Мы не нужны никому в естественной природе. Мы словно Бог-самоубийца Майнлендера. Этот Бог тоже никому был не нужен, и Его бесполезность была перенесена на нас, после того как Он взорвался и прекратил существование. У нас нет никаких дел в этом мире. Мы бродим среди живых существ этого мира, марионеток с пустыми головами. Но наши головы пребывают в другом месте, где марионетки существуют не в гуще жизни, а вне ее. Мы есть те самые марионетки, человеческие марионетки. Мы безумные мимы, пародирующие естественные поиски покоя, который нам найти не суждено.

Среда нашего существование это чистое сверхъестественное, сумеречный элемент ужаса, добываемый теми, кто верит в то, что может и не может быть. Это наш тайный дворец. Здесь мы бьемся в безумии на этажах метафизик, расщепляя реальность и нарушая законы жизни. Отклонения от реальности кружат вокруг нас всю нашу жизнь. Мы держим их на расстоянии вытянутой руки, отвергаемые нами аномалии, слагаемые элементы нашей жизни. За пределами нас во вселенной нет ничего сверхъестественного. Мы ошибки — рожденные живыми мертвецами, промежуточные существа не относящиеся ни к тому, ни к другому, два создания в одном… зловещие твари, не имеющие ничего общего с остальным творением, ужасы, отравляющие мир своим безумным семенем повсюду, куда бы они не пошли, пресыщающие тьму и свет незримой бранью. Через немыслимую пропасть мы перенесли сверхъестественное во все проявленное. Подобное легкой дымке, оно клубится вокруг нас. Мы бродим вместе с призраками. Их могилы отмечены в нашем разуме, и никогда не будут эксгумированы из кладбищ нашей памяти. Удары наших сердца сочтены, наши шаги размечены. Даже если мы сумеем выжить и размножиться, мы знаем, что умрем в темном углу бесконечности. Куда бы мы не отправились, мы не знаем, что именно поджидает наше прибытие, но знаем о том, что оно уже там.

Глазами, способными видеть сквозь мерцающую вокруг нас полупрозрачную пелену, мы смотрим на жизнь с другой стороны. Там нечто провожает нас в наших дня и ночах подобное второй тени, отброшенной нами в другой мир и привязывающей нас к нему. Прикованные к сверхъестественному, мы знаем его знаки и тщимся приручить их бесчувствием и сарказмом. Мы изучаем эти символы, играем с ними. Но однажды их заливает крашенный свет и они вновь обретают реальность: ухмыляющиеся черепа, зазубренные косы, замшелые надгробия, все темные создания земли и воздуха, momenti mori, которые мы прятали от себя. Эти наши скелеты — когда выходят и показываются они? С каждым прошедшим годом их стоны все громче. Ветер времен завывает и пронизывает до костей.

Этот малыш на старом фото, что на прощание машет ручонкой, он и вправду ваша прежняя версия? Ведь этот малыш совершенно на вас не похож. Личико малыша медленно тает во тьме что за вашей спиной, по сторонам вас, вокруг вас. Малыш машет и улыбается, и исчезает по мере того, как ваша машина катит к вашему внезапно урезанному будущему.

Все, счастливо, пока.

Взамен появляется другое лицо. Это лицо пришло на смену того, что вы привыкли видеть в случайно наклоненном зеркале заднего вида, как это вышло сейчас, и оно смотрит на вас. Вы тоже не можете отвести взгляд, потому что это лицо сияет словно полная луна, вселяя в вас одновременно страх и восхищение. Это лицо не из нашего мира. Лицо неподвижно — словно у игрушки из детской коробки. Это лицо улыбается, но его улыбка слишком нарочита и широка, чтобы быть натуральной. Его глаза не мигают. Окружающее непрерывно движется, меняясь с каждой секундой.

Люди, места, предметы появляются и исчезают. Вы тоже появляетесь, как этого от вас ждут, но не по собственной воле. Когда в этом мире наступит ваш час, вы исчезнете, словно вас никогда не было. Вы всегда знали об этом и говорили, что это естественный порядок вещей, и потому могли смириться с этим порядком, ведь вы тоже принадлежите к естественной природе… ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННОЙ природе, выплюнувшей вас словно кусочек мокроты из своих огромных легких. Но сверхъестественное липло к вам с самого рождения, пробираясь со своими странностями в вашу жизнь, пока вы ожидали стук смерти в свою дверь. Но смерть не спасет вас, а лишь затянет в свой кошмар. Наверно вы надеялись, что эти ужасы, сидящие словно горгульи над вашей жизнью, минуют вас. Но теперь вы поняли, что вам от них не уйти. Осталось всего несколько секунд, и каждая секунда удушает вас все больше. Вокруг вас поют заклинания. Но в них нет больше силы. Внутри вас трещат без умолку живые и мертвые. Но вы их совсем не понимаете. Сны становятся реальней воспоминаний. Тьма сгущается над снами.

Немигающие глаза все так же горят в зеркале, глаза на лице, улыбка которого слишком нарочита и широка. Вы ощущаете, что ваше лицо улыбается в ответ, а ваши глаза не мигают. Тайна, которую вы хотели узнать, внезапно складывается в вашей голове — что вы сделаны как сделаны, и жили как жили, потому что вами манипулировали всю жизнь. И как только эта тайна открывается в вас, улыбка в зеркале заднего вида расползается от края до края. Словно следуя приглашению, ваша улыбка расплывается тоже. Теперь на том и другом лице сияют одинаковые улыбки. Вышедшие за все разумные пределы. Доносится возглас, который так долго удерживали внутри: Что за жизнь! Ему отвечает тишина — насмешка над всеми безумными надеждами, которые только были у вас.

Нет Я, нет осознания.

Нет чувства старой или новой личности, воображаемой мысленной лжи, таращащегося по сторонам осознающего ничто.