16
Приведем пример Чарльза Уитмена, оставившего письменное распоряжение о проведение аутопсии своего тела, что могло бы объяснить причину того, почему он решил подняться на башню техасского университета и открыть огонь на поражение по незнакомым людям с целью их убийства, в итоге чего сам был застрелен полицейскими. У Уитмена была обнаружена опухоль мозга, однако неврологи не смогли установить связь между этим заболеванием и его действиями, возможно потому, что Уитмен к тому времени был уже мертв. В записке, написанной 1 августа, 1996 года за несколько дней до дня стрельбы и убийств, Уитмен сообщает, что в марте того же года обращался за консультацией к доктору Jan Cochrum, которому жаловался на «необычные и иррациональные мысли», а так же «невыносимые побуждения к насилию». Cochrum прописал Уитмену валиум, и отправил к психиатру, доктору Maurice Dean Heatly. Во время одной из сессий с Heatly, Уитман сообщил, что его посещают настойчивые мысли «начать стрелять в людей из охотничьего ружья для косуль». Связь между опухолью в мозгу Уитмена и его кровавыми действиями не была установлена даже предположительно, однако если бы он был должным образом обследован, и опухоль была выявлена, возможно что его «выбор» не унес был столько жизней.
17
В этот период свой жизни Толстой почти истощил резервы четырех методов Цапффе по затуманиванию собственного сознания — изоляции, отвлечения, анкеровки, и поверх всего — сублимации через посредство своих художественных литературных трудов. Точно так же как Цапффе позаимствовал некоторые из собственных центральных положений из «Рождения Трагедии» Ницше, так же и мы можем многому научиться из «Исповеди» Толстого.
Описывая способы человеческого самообмана, сложно отыскать источники первоначальных идей. Размышления Цапффе в «Последнем Мессии», например, основываются на «общепринятых табу» и «запрещенных прописных истинах», о которых обычные смертные не желают слышать, но которые не могут ни оспорить, ни отвергнуть, когда услышат их.
18
В качестве кинематографического примера такого предательства можно привести фильм «Семь» (Se7en, 1995), определенно продукт темного видения, в котором темный хаос одерживает триумфальную победу над порядком, до тех пор, пока на последней минуте актер Морган Фримен на приносит свет с кратким закадровым замечанием: «Эрнст Хемингуэй когда-то написал:
Эта цитата взята из повести Хемингуэя «По ком звонит колокол», 1940 года. Слова принадлежат герою книги, Роберту Джордану, готовому погибнуть на войне за правое, как ему кажется, дело. Ничуть не возражая пасть от пули неприятеля, Джордан так же предполагает покончить с собой для того, чтобы не попасть в плен.
Но самоубийством он не кончает.
Отец Джордана покончил с собой (да и сам Хэмингуэй тоже), за что Джордан считает отца трусом. Считал ли себя трусом сам Хэмингуэй, когда готовился убить себя через десять лет после того, как написал «По ком звонит колокол?» Что за триумфальная победа хаоса над порядком произошла в тот момент, какой ужасный, но героический акт?
19
В 70-х Нуланд сам едва не оказался жертвой врачебной группы, которая намеревалась излечить глубокую депрессию, в которую он в тот период впал, при помощи префронтальной лоботомии (или лейкотомии).[22]
Если бы все шло как планировалось, Нуланд был бы превращен в лишенный эмоций объект с остаточным интеллектом, которого хватило бы ровно для мытья туалетов в том же госпитале, в котором доктор некогда служил хирургом. Но в последний момент в консилиум вмешался его друг. По мнению знакомого Нуланда, его лоботомия могла быть отложена, и на первом этапе стоило попытаться подвергнуть больного серии электрошоковой терапии. К счастью, электрошок хорошо помог, и Нуланд вернулся к хирургической практике.
Позднее Нуланд стал писателем, мистически поклоняющимся «человеческому духу» и Воле-к-жизни, хотя и не совсем в шопенгауровском смысле. В заключении «Как умереть», Нуланд пишет: «Искусство смерти есть искусство жизни». Что Нуланд не упомянул, так это то, что практике искусства жизни весьма помогает, если вы имеете знакомого врача, который избавит вас от ненужной лоботомии, или ненужного хирургического вмешательства.
20
Человеческие инстинкты, направленные на то, чтобы продлить собственный «образ жизни» долее других, забавно описаны в фильме Стенли Кубрика: «Доктор Стейнджлав, или как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу».
Столкнувшись с вероятностью уничтожения всего человечества путем применения русскими оружия чудовищной разрушительной силы, приводимого в действие в ответ на начало любой ядерной атаки во стороны США, и поддавшись на уговоры бывшего нацистского ученого, доктора Стрейнджлава, американские политики и военачальники разрабатывают план выживания в глубинной шахте, в недрах которой можно существовать в течении сотни лет, после чего уцелевшие смогут выбраться наружу, и, по оценке доктора Стрейнджлава, вернуться к уровню текущего ВВП в течении, скажем, «двадцати последующих лет».
Обеспокоенный тем, что у русских может оказаться в запасе подобный же план, генерал Бак Тёрджидсон, провидец, вполне соответствующий своей должности, рассуждает следующим образом: «Полагаю, что мы должны взглянуть на это с военной точки зрения. Предположим, что русские одну бомбу припрятали, понимаете меня? И когда мы через сто лет выберемся наружу, они смогут нас прихлопнуть!»
Другой генерал вполне согласен с Тёрджидсоном, и добавляет, «Господин президент, с нашей стороны будет весьма наивным полагать, что наши современные разработки хоть как-то изменят советскую захватническую внешнюю политику. Я говорю о том, что мы должны быть настороже и помешать русским воспользоваться собственными средствами убежища под землей, чтобы размножиться там гораздо многочисленней нас, а потом одолеть нас большим числом после нашего выхода на поверхность!»
Вопиющее безумие этой сцены получило живой отклик аудитории, покатывающейся со смеху, поскольку фильм Кубрика был выпущен в 1964 году. Персонажи представляются нам смешными маленькими марионетками, поскольку выдумывают план выживания, успех или неудачу которого им не суждено увидеть. Все что они желают, это чтобы последующие поколения продолжали биться в той же сумасшедшей истерике, что и они сейчас. В терминологии Цапффе, «Доктор Стрейнджлав» является художественной сублимацией нашей обеспокоенности. Аудитория надрывает животики над сценами фильма, при этом продолжает беспокоиться о сохранении образа жизни, который фильм высмеивает. Если бы сценарий этого фильма осуществится, на поверхность из шахты выбрались бы толпы, завывающие в стиле не менее безумном, чем те, которые в шахты когда-то спустились.
ebooksa