Афоризм Джорджа Сантаяны, «Тот, кто не помнит своего прошлого, осужден на то, чтобы пережить его вновь» — это один большой вопль. Только повторяя свое прошлое вновь и вновь каждый день, люди еще способны выживать и размножаться. Но как увязать с этим факт того, что мало кто из нас желает быть обреченным на повторение своего прошлого. Или с тем, что никто из смертных просто не в состоянии из своего прошлого что-то запомнить и понять, и изменить свой «образ жизни». Таким будет сценарий конца времен, пролог к мелодраме, завершающейся явлением Последнего Мессии.
21
Исследования сознания иногда привлекают внимание к феноменологической точке зрения о том, что во время нашей смерти умирает и весь наш мир, потому что вместе с нами умирает и имеющееся у нас в голове представление о мире — мир как солипсический фантазийный ландшафт нашей собственной жизни. Поэтому, солипсически у нас нет совершенно никакой возможности зафиксировать наш мир таким, как мы его знаем, или перенести его в будущее через уполномоченных лиц — например, при помощи полового размножения.
22
В своей книге «Соприкасаясь с огнём: маниакально-депрессивный психоз и художественный темперамент», 1995 года, Кей Редфилд Джеймисон цитирует подобные апокалиптические настроения из письма французского композитора Гектора Берлиоза, который отмечал, что в частые моменты депрессии чувствует, что без всякого колебания готов взорвать бомбу, которая испепелит мир.
Предшественниками работы Джеймисон являются: «Анатомия меланхолии» (The Anatomy of Melancholy (1621)), Robert Burton, «Рожденные под Сатурном: Артистические характеры и поведение: Документальная история от античности до французской революции», (Born under Saturn: The Character and Conduct of Artists: A Documented History from Antiquity to the French Revolution (1963)), Rudolf и Margot Wittkower, «Голоса Меланхолии: Исследования примеров лечения меланхолии в Англии в период Ренессанса» (Voices of Melancholy: Studies in Literary Treatments of Melancholy in Renaissance England (1971)), Bridget Gellert Lyons, и «Демоны Полудня: Тоска в западной литературе» (The Demon of Noontide: Ennui in Western Literature(1976)), Reinhard Kuhn.
23
Одно из наиболее законченных логических построенный, из когда-либо слышанных миром и предназначенных для успокоения страха смерти, представил римский философ Лукреций, последователь Эпикура. Логика Лукреция по устранению страха смерти, сводилась к следующему: Мы с великим апломбом принимаем свое несуществование до рождения; поэтому нет причин бояться несуществования после смерти. Но ни одна из частей этого утверждения не представляется нам верной. (Части этого заявления представлялись бы верными, если бы мы, люди, были совершенными рационалистами, однако это не так; если бы мы были рационалистами, приведенная выше рационализация нам бы не понадобилась). Возможно, что переживание страха в отношении перспективы несуществования не совсем обычно для нас, но, тем не менее, ничто не заставляет нас взирать на собственное несуществование со страхом, как ничего не заставляет нас взирать на собственное существование без страха. Мы можем взирать на что-то со страхом, или же без страха — подобно тому, как Паскаль страшился «безмерной бесконечности пространств», в то время как другие люди, в традициях Лавкрафта, не испытывают страха перед подобным — или же мы можем бояться некоторых вещей в определенные периоды, а в другие периоды не бояться. Что касается переживания страха в отношении перспективы несуществования, никто не может четко объяснить нам причин, по которым мы не должны испытывать подобного страха. Подобно иным эмоциям, страх иррационален; чувства не поддаются расчету и не могут быть введены в философские уравнения. Поэтому присутствие или отсутствие у людей страха смерти не имеет никакого отношения к тому, что некоторые философы считают рациональным или иррациональным. Эпикур искренне надеялся на то, что люди смогут привыкнуть к тому, «что смерть, не имеет к нам никакого отношения». Некоторые люди могут закоротить в своих головах собственные страхи и не говорить о них бесконечно на публике, или бесконечно попадать в ситуацию, требующую от них подобных разговоров, однако ни один смертный не может заставить себя избежать страха смерти тем или иным путем. (Это примечание не следует читать далее этого места, которое я специально отмечаю). Рациональность не имеет никакого отношения к тому, боимся ли мы чего-то или нет. Те, кто утверждает, что рациональность имеет или не имеет отношения к страху, просто не понимают, о чем говорят, потому что большая часть подобных разговоров касается страха смерти. Одна из причин этого страха заключается в том, что мы способны визуализировать то, что значит быть мертвым, потому что наверняка сталкивались с мертвецами в ситуации, когда вокруг рыдают родные, а прочие знакомые поглядывают на часы, потому что у них есть дела, по которым им нужно бежать, туда где их ждут люди, которых пока еще не собираются закапывать в землю. Это «бытие, как бытие к смерти», как называл это немецкий философ 20-го века Марин Хайдеггер, представляется малоприятной, пускай лишь только воображаемой, перспективой.
Еще одна отвратительная перспектива, из тех что неминуемо нас настигнут, это Как и Когда мы умрем. То, что философия бесполезна для анализа подобных вопросов, достаточный, хотя и не необходимый повод философией не заниматься… за исключением возможности сублимировать и отвлечь наше сознание от того Как и Когда мы умрем. Этот факт принимается без слов, поэтому мы обычно не говорим на такие темы. Если мы говорим на такие темы, то обычно отмечаем, что смерть есть часть жизни, и поэтому мы принимаем смерть. Как бы там ни было, ничего не говорит нам, что мы должны бояться смерти, или о том, что мы смерти бояться не должны. Дело в том, что есть очень и очень многое, о страхе перед чем нам ничего не говорит, и, тем не менее, есть множество людей, которые многих вещей бояться. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться оказаться парализованными ниже шеи. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться перспективы ампутации ног или какой-либо иной части тела, которая может оказаться повреждена в результате автомобильной аварии. Ничего не говорит нам о том, что перед сном мы должны бояться того, что нам присниться кошмар, или что мы проснемся утром со странным необъяснимым пятном в поле зрения одного из глаз. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться сойти с ума или впасть в такую глубокую депрессию, что захотим покончить с собой. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться, что наш ребенок родится с кистозным фиброзом или другим врожденным заболеванием. Ничего не говорит нам о том, что родители должны бояться того, что их ребенок может быть похищен психопатом и замучен до смерти, или что их ребенок сам может вырасти психопатом, который будет похищать и мучить для своего удовольствия детей, потому что его психика прикажет ему это делать. Мы отчетливо понимает, что нет ничего, что бы предупреждало нас бояться этих и миллионов других несчастий. Если бы что-нибудь действительно говорило нам бояться подобного, то стоило бы нам в таком случае продолжать жить? Ответ прост — если бы что-то говорило нам бояться подобных несчастий, мы все равно продолжали бы жить, потому… ну, просто потому что уже существуем. И коль скоро мы уже существуем, нас всегда будет окружать шумный выводок философов, горячо объясняющих нам причины того, почему нет ничего, что говорило бы нам бояться смерти, и почему все вокруг говорит о том, что нам стоит продолжать жить.
24
До сих пор ученые не дали удобоваримого объяснения тому, почему сексуальное размножение стало доминирующим, при том что оно, и сейчас и ранее, представляется обременительным и сложным, и потому малоэффективным. Теория удовольствия является здесь главной объяснительной, поскольку исходя из текущего положения вещей, научные теории в данном вопросе видятся экзистенциально недостаточно обоснованными. Вполне вероятно, что в будущем наиболее предпочтительной станет неорганическая беременность, например, из-за возможности получения лучшего результата, генетически выражаясь. Тем не менее, представляется, что в отдаленной перспективе сексуальная активность среди людей сохранит свое место, потому что в противном случае без подобной активности противоположному или одинаковому полу не останется причин для установления «любовных отношений». И это будет означать закат разновидностей.
25
Две точки зрения на данный вопрос, и так же для ознакомления с обширной библиографией в отношении боли, см. Roy F. Baumeister, Ellen Bratslavsky, et al., «Плохое лучше хорошего», «Bad Is Stronger than Good,» Review of General Psychology, 2001. Для ознакомления с расширяющимся универсумом дискуссии по поводу важного и не столь важного в данной тематике, см. все книги и эссе по социобиологии, эволюционной психологии и смежным исследованиям.
26
Противником позитивного образа, пропагандируемого обществом, является Дэниел Гилберт, автор бестселлера «Спотыкаясь о счастье»(2007) — в котором объясняется, что не смотря на то, насколько рациональные объяснения создают для себя будущие родители в пользу того, чтобы завести детей, в будущем они могут ожидать только одного — а именно, что новорожденные принесут в благополучие домашнего хозяйства больше хлопот, или в лучшем случае подобное воздействие окажется нулевым.
Складывается впечатление, что в жизни родителей есть только два счастливых дня — день рождения ребенка, и день, когда ребенок покидает родное гнездо. Не стоит сомневаться, что все родители мира будут отрицать подобное утверждение. Когда исследователи заявляют, что в действительности дети не являются источником счастья своих родителей, ответом им является скептицизм. Mutatis mutandis, (перефразируя), тоже самое можно сказать о владельцах прогулочных яхт, объектов известного анекдота, чье удовольствие от владения яхтой гораздо меньше, или в крайнем случае равно бесконечным и ни с чем несравнимым хлопотам по поддержанию яхты в судоходном состоянии. Читатели приглашаются к предложению других примеров увлечений, расходы на которые и связанные с ними проблемы значительно превышают получаемые удовольствия. Что касается деторождения, то никто в здравом уме не станет возражать, что это единственная человеческая деятельность, лишенная очевидной ценностной мотивации. В подобной ситуации, те, кто производит потомство, не должны чувствовать себя несправедливо обвиненными как худшие заговорщики против человеческой расы. Мы все виновны в том, что заговор жив и процветает, и для большей части людей это хорошо.
27
Хэмингуэй полагал, что баскский писатель Пио Бароха, пессимист, циник, и атеист, гораздо больше заслуживает нобелевскую премию чем сам Хэмингуэй. Хэмингуэй навестил Бароха в больнице, где тот лежал при смерти. Признанный американский писатель пожелал выразить свое уважение работам Бароха, прежде чем тот оставит этот мир. Автор романа «Древо познания»(1911), этой медитации о бессмысленности как знания, так и жизни, в ответ на признательность Хэмингуэя только вздохнул: «Ay, caramba».
28
Сводит зубы, когда слышишь, как ученые воркуют по поводу вселенной или каких-то ее частей, словно школьницы, перевозбужденные первой влюбленностью. Со времен исследований Крафта-Эббинга известно, что возбудиться можно от чего угодно — начиная от лодыжек и заканчивая рожком для обуви. Но было бы здорово, если бы один из этих болтливых яйцеголовых подал немного назад, просто в виде уступки объективности, и вымолвил правду: В ЭТОЙ ВСЕЛЕННОЙ И В ЛЮБЫХ ЕЕ ЧАСТЯХ НЕТ НИЧЕГО, ЧТО МОГЛО БЫ ПРОИЗВЕСТИ ВПЕЧАТЛЕНИЕ.
ebooksa