Последняя из рода Блау

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы проживали наши жизни вместе.

Я делала первые шаги по гостиной, держась за руку Ликаса, косолапо шагая в заботливо протянутые навстречу ласковые мамины руки. Она лечила, диагностировала, зашивала и сращивала, проводя мгновения в моем полевом госпитале. Я разучивала тайком танец, спрятавшись в закрытой бальной зале, ловя свое отражение в новом платье, а она изучала углы и плиты пола шестой камеры.

Воспоминания бежали все быстрее и быстрее. Ночь. Шахты. Последние остатки смелости, чтобы доказать себе и им…

Смерть. Переход. Зов.

И Младшая спряталась, притаилась, испугавшись, выбирая время помочь, глядя на мир уже моими глазами. И этот новый мир был чужд. Ей не нравились тренировки и каллиграфия, ее испугал Вызванный и лабиринт у Фейу, но ей нравились Кантор и Таджо, Квинт и Марий…

Воспоминания заканчивались, время подходило к концу, юная Вайю таяла, растворяясь во мне, щедро делясь последними образами…

Жить за меня, жить за нее, жить за двоих. Не место для ненависти. Не тратить драгоценный дар так глупо, спасти, обрести, хранить, беречь, защищать… Образы дяди и Акселя растаяли в светлой дымке.

Юная Вайю не прощалась, потому что она оставалась со мной... навсегда, она просила …Квинт на коленях перед нами, умоляющий о прощении… семь танцевальных комплектов в шкафу, она хочет продолжать танцевать… и белый райхарец… у принцессы рода Блау непременно должна быть белая лошадь…

Три условия. Три условия. Три условия. Прошелестело осенним ветром.

И мы вспыхнули вместе, сливаясь в единое целое, становясь беспредельным белым светом, становясь бесконечностью, становясь вечностью и силой… становясь истинной дочерью рода Блау.

Храни, храни, храни…

***

В себя я пришла от резкой пощечины, голова мотнулась в сторону и я прикусила язык до крови. На стенах плясали сполохи живого огня. Меня придерживали за плечи крепкие и такие родные руки. Дядя.

– Вайю, – он выдохнул рвано, с облегчением прикрыв глаза. Что он тут делает, они же недавно отбыли к Хэсау.

Дядя выглядел страшно. Оторванная пуговица у камзола, местами черная рубашка, которой положено быть свежей, темные тени под глазами и впалые щеки. Кожа на лице так обтянула кости, что дядю можно было принять за несвежее умертвие.

Что случилось? Война? Прорыв грани? Нападение на поместье? Мятежники выступили раньше?

Я открыла рот спросить, но не смогла произнести ни звука, сорванное горло болело. Я открывала и закрывала рот, дядя начал хмурится, сурово сдвинув брови, в глазах вспыхнули темные молнии.

Оу, кажется приближается гроза.

Я подумала, вцепилась в дядины руки, прижавшись к надежному плечу, вдохнула родной запах, который не мог перебить даже шлейф гари, и заревела, чувствуя, как облегчение накатывает изнутри.

Я жива. Я прошла проверку Рода. И я … я больше не чужая для этого мира.