Белое солнце дознавателей. Книга 2

Второму Фениксу должны были запретить брать с собой «игрушки», ведь мальчик наказан. И это — оскорбление недоверием. Неужели все военные и маги южного предела хуже справятся с защитой Наместника, чем пара десятков солдат? Пусть и «элитных»?

— Уходим.

Плетения тишины прилетели первыми, чтобы молчала, и… плетения «мешка». Темнота опустила сверху, и меня подхватили чьи-то крепкие руки.

* * *

Южная резиденция Второго Феникса

— Некрасива, — жесткие длинные тренированные пальцы больно ухватили за подбородок и бесцеремонно покрутили мою голову из стороны в сторону, чуть запрокидывая назад. Как лошади. — Вопиюще. Некрасива. Какая… жалость.

Я опустила глаза вниз и осторожно подвигала челюстью. Губа болела. Его гребаное второе высочество брезгливо вытер пальцы о верхнюю накидку ханьфу и отступил на пару шагов.

— Вина! — скомандовал он властно.

Я старалась смотреть на пол и уже изучила все варианты орнамента плитки на полу в резиденции Наместника, расцветки мирийских ковров, и обувь каждого из присутствующих. Сапоги, тапочки, легкие матерчатые плетеные сандалеты — у слуг, которые скользили бесшумно, чуть замирая, перед тем, как сделать очередной шаг.

Сапоги, расшиты золотой нитью, с гербом рода Фениксов на верхней части голенища, ступали властно.

Обувь — значит всё очень плохо. Обувь — значит, ты на дне. Самом — дне. Либо валяешься, уткнувшись лицом вниз, на вонючей соломе, либо вынужден постоянно склонять голову и всё, что ты можешь видеть — это носы чужих сапог.

Когда мир сужается до расцветки ковров и орнамента на полу… всё очень, очень плохо.

— Почему все «породнившиеся» страшненькие? М-м-м?

— Есть исключения, и… цветку нужно время, чтобы распустится, не все бутоны одинаково красивы…

Феникс отмел аргумент слуги взмахом широкого рукава.

— Посмотри на моих бесполезных многочисленных и венценосных сестер, которых отец выставляет на торги… все как одна — некрасивы. Красивое чаще всего бесполезно, и служит только одной цели — услаждать красотой взор, питая чувство прекрасного, некрасивое — и то, что имеет ценность — полезно… Посмотри на себя… Будь ты хоть чуточку красив, тебя бы отправили в гарем евнухом…

Слуга склонился ещё ниже.

Я не поднимала головы, уставившись вниз. Рука у слуги Феникса тяжелая, и некоторые вещи я усваиваю с первого раза.

— Хоть немного нежной одухотворенности не помешало бы, — жесткие пальцы опять схватили мой подбородок и запрокинули голову вверх. — Посмотри… черты лица резкие, рот упрямо сжат, и даже сейчас… я чувствую гнев, но не страх… Северная птичка не боится… Все боятся… все… и даже ты… а это… не боится. Настолько глупа?

Голову запрокинули ещё выше, и я опустила ресницы, почти зажмурившись — смотреть в глаза нельзя, что за это бывает, мне объяснили наглядно.

— Нет. Пятнадцать зим. Может на Севере взрослеют быстрее? Кто твой Учитель, птичка? Кто тот мужчина, который расколотил маленькое сердечко вдребезги, — жесткий палец скользнул вдоль ключицы вниз, — кто? Предал? Продал? Кому ты должна быть благодарна, за то, что решила обрести собственную ценность? Женщины глупы, и довольствуются малым. Мало кому приходит в голову, — меня больно ткнули в висок, — развивать родовой дар, выбрать путь «стража грани» и… заключать помолвки за спиной Главы. Кто он, птичка? Кто твой Бог, перед которым ты до конца жизни должна ползать на коленях, за то, что он уничтожил тебя? И заставил захотеть обрести силу. Обрести собственную ценность…м-м-м?