Игра

22
18
20
22
24
26
28
30

Рассудив, что больше ему ничего не остается, Саша последовал за мужчиной. «Ни хрена себе отработка занятий у меня, однако…»

Крыс в конце концов остановился посреди поля, глядя себе под ноги.

— Вот оно! — Торжествующе сказал он, и едва ли не силком подтащил Сашу туда же. — Вы чувствуете? Это здесь…

Саша чувствовал. Место было… нехорошее. Вроде того, на заброшенном заводе, где были убиты две девочки.

— Они пульсируют, — сказал Крыс странным, нехарактерным для него торжественным тоном. — Точно открытые раны. Раньше я их не чувствовал так сильно, теперь же… с начала ноября… повсюду, их все больше и больше…

— Зоны, что ли? Эти… геопатогенные? — Саша честно попытался нащупать некую систему в бредовых изъяснениях внезапно спятившего препода.

— Я не знаю, как вы их называете… Но для меня… это все знакомые места, где мне приходилось… — тут он осекся, словно боясь сказать лишнее. И снова спросил, тревожно заглядывая в лицо Саши: — Вы же их чувствуете? Мне… не кажется?

«Он хочет подтверждения» — понял Саша. «Хочет убедиться, что он не сошел с ума, что другие видят то же самое…»

Саша не мог не признать, что в чем-то понимает мужчину. Неприятное это ощущение — когда сомневаешься в реальности происходящего. Ему и самому в последнее время то и дело приходилось сражаться с подобными чувствами.

Он глубоко вдохнул, прикрыл глаза и постарался сосредоточиться — как тогда, на заводе. Пропустить через себя энергетическое завихрение, что образовалось на месте… чего? Может, здесь тоже какие-нибудь детишки кошку замучили?

Но вспыхнувшие в мозгу картинки были гораздо страшнее.

Земля под ногами оживает, распахивает страшный, алый, беззубый окровавленный рот, жаждет поглотить его целиком… Чтобы спастись, он должен накормить эту бездну, заполнить ее кровью… Раньше было не так, раньше он сам пил, жадно припадая к открытой ране на теле жертвы… нет, не кровь — ту невидимую, но явственно ощущаемую субстанцию, что наполняет каждого, точно сосуд, пульсирует в нем, жаждая вырваться наружу, хлещет буйным потоком, когда он откупоривает сосуд острым медицинским скальпелем… Поток слишком силен, всего не поглотить, но ему хватало… а на земле оставался холодный, вибрирующий отпечаток — его след, его метка. Он любил возвращаться в старые места — на заброшенный завод, на этот пустырь, на окраину городского парка, где полузасыпанные землей руины старого бассейна позволяют так удачно прятать тела… Они будто звали его, земля, разбуженная свежей кровью, просила добавки… Но со временем метки стали появляться даже там, где он никогда не бывал. Земля покрывалась ими, точно гнойными нарывами, под каждым таился распахнутый в безмолвном крике рот...

… девочка, слишком взрослая для него — уже студентка, он предпочитал жертв помладше, но нет времени выбирать — на тропинке, ведущей через парк к остановке, уже притаился вибрирующий сгусток пустоты, подстерегающий его…

… тело упаковано в пластиковый мешок, по частям, чтоб плотнее легло…

…новая зона возникает прямо на полу квартиры…

-… не боитесь одна ходить в такой поздний час, Волгина? Тут маньяки бродят, говорят. Учтите, неявку на занятие из-за нападения маньяка я засчитаю за прогул… Давайте-ка я вас провожу до остановки…

Саша чудом устоял на ногах после обрушившегося на него потока чужих ощущений.

Это место. Он привез очередную жертву сюда, пока она была еще жива…

Маньяк. Преподаватель английского в его родном университете. Конечно, он подрабатывал репетитором, готовил школьников… и школьниц. Удобно присматривать себе жертв…

Саша и хотел бы ошибиться, но на какой-то краткий омерзительный миг он почувствовал себя «в шкуре» этого человека… и сомнений больше не оставалось.