Ваше время вышло!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Стреляй! — светловолосый, с лицом, выражавшим крайнюю степень сосредоточенности, посылал очередь за очередью в темные фигуры. — Стреляй, черт тебя дери!

Отис зажмурился, направил автомат вниз и судорожно нажал на курок. Оружие разразилось длинной злой очередью, смолкшей лишь тогда, когда в магазине не осталось патронов…

— А ты не так плох… Даже подстрелил одного из этих гадов, — светловолосый лукаво улыбнулся. — Сработаемся…

Отис пропустил слова соседа мимо ушей. Его трясло, в душе словно кто-то потоптался грязными сапожищами, очень хотелось выпить, но из того, что можно пить, была лишь простая вода в фляжке на поясе. Просить у кого-то из рядовых, даже у светловолосого соседа, не хотелось. Хотелось ругаться. Матом. Отис отвернулся и стиснул зубы.

Никогда еще ему не было так мерзко.

Ощущение лишь усилилось на собрании, организованном старшиной, когда стало ясно, что атака окончательно отбита.

— …мы занимаем стратегически важную позицию — сразу за нами открывается прямая дорога на столицу. Да, врага можно остановить и там, на подступах к городу, но, как назло, места там равнинные, а, учитывая подавляющее превосходство неприятеля в технике… сами все понимаете, — лысый старшина вздохнул. — Мы должны задержать их. У врага почти две тысячи пехоты, сотня танков и минометная батарея. Вроде бы и не так много, но хватит, чтобы и мокрого места от нас не оставить.

— Какие у нас шансы? — это светловолосый знакомец Отиса. Перешел сразу к делу, без лишних предисловий.

— Шансы… Шансы крайне малы, — старшина сделал несколько отметок на засаленной карте и принялся ожесточенно грызть куцый карандаш. — Хотя позиция у нас очень хорошая — слева болото, справа овраги, а сами на вершине холма. Обзор отличнейший, если они попрут через овраг, положим половину их пехоты, не меньше, и они это прекрасно знают. Поэтому атаки с той стороны можно не ожидать, правда, пару засад я все равно поставлю.

Что с болотом… Там они тоже не пройдут. Без карт, без проводника… Короче, утонут с концами, если сунутся. А они не дураки, это передовой отряд, их задача проложить дорогу основным силам, но не умирать. Умирать придется нам.

Старшина мрачным взглядом окинул своих подчиненных.

— Слева они не пройдут, справа тоже. Они попрутся прямо, будут атаковать в лоб всеми силами после массированного артобстрела. Сначала пехота, за ней танки. Нас просто проглотят и нужно сделать, чтобы они подавились.

Не люблю так говорить, но… отступать нам некуда, да и нельзя… Все, совещание окончено, можете расходиться по своим позициям, конкретные указания получите чуть позже. Все свободны.

— Постойте, сэр! — опытный вояка удивленно воззрился на того, кто додумался нарушать уставом и годами закрепленный порядок, в миру именуемый субординацией. Этим кем-то оказался Отис Кайве.

— Ну? — голос старшины недвусмысленно намекал «Свалил бы ты парень в свой окоп и молчал в тряпочку. Не до тебя.». Отис намек полностью проигнорировал и ляпнул то, от чего у всех присутствующих глаза на лоб полезли.

— А почему мы не можем отступить? — в глазах солдат читалась откровенная враждебность, лысый командир нахмурился еще сильнее. Но, несмотря на общее неодобрение, Отис продолжил. — Мы ведь все равно погибнем зазря! А если избежать боя, то потом можно причинить врагу больше вреда…

Ответом было гробовое молчание, нарушаемое щелчками затворов. Умом Отис понимал, что говорил правильные вещи, вот только даже ему казалось, что сейчас такие слова неуместны… Страсти накалялись и рано или поздно должен был произойти взрыв. Ситуацию разрядил старшина.

— Слушай, пацан, — голос оставался противоестественно спокойным, что мигом охладило некоторые чересчур горячие головы, а Отис испытал непонятные угрызения совести. — Можешь сколько угодно рассуждать о том, как лучше, а как хуже. Но мы останемся. Останемся и остановим врага, пусть даже ценой жизни… Ты же уходи, если хочешь. В спину тебе стрелять не станут, хотя стоило бы, а потом, как бы не закончился бой, мы уже будем мертвы, и некому будет рассказать о твоем предательстве. Уходи. Или оставайся. Да, да, можешь остаться. Я же вижу — ты просто дурак, молодой дурак. Если расстреливать каждого молодого дурня — кто воевать будет?

В общем… я философию разводить не буду, а дам тебе три секунды на раздумья. Ты остаешься или уходишь?

— Я остаюсь, — выдавил из себя Отис, щеки которого горели огнем. Ему было нестерпимо стыдно за свои слова.