– Что будет, когда мне придет время вырасти?
Она задумалась на минуту, а потом бессильно пожала плечами.
– Не знаю, – произнесла она таким тоном, который использовала, говоря о чем-то, что, по ее мнению, не предвещало ничего хорошего. (И использовала она его часто.)
Бабушка поставила передо мной кружку теплой крови.
– Ты что-нибудь придумаешь. Я это точно знаю.
Она верила в меня больше, чем я сама.
Я положила голову ей на плечо, всего на секунду, как маленький ребенок. Затем, прочистив горло, сказала:
– Ладно, я пойду делать домашку. – И забросив рюкзак на плечо, отправилась вверх по лестнице.
Бабушка проводила меня взглядом – сейчас она казалась такой одинокой, какой я еще никогда ее не видела. Заметив это, я почувствовала, как у меня скрутило живот.
Мне снилось, будто школа опустела и заросла виноградными лозами, дорожки разрушились из-за корней деревьев, полки в библиотеке оказались усеяны птичьими гнездами. По вестибюлю струилась небольшая река, и я шагала по нему, не издавая звуков.
Солнечный свет струился сквозь разбитые окна и дыры в потолке, где обрушились балки.
«Все умерли», – подумала я, почему-то зная, что это правда. Я была одна – больше никого не осталось.
Я и не подозревала, что это был кошмар, пока не проснулась и не услышала, как задыхаюсь.
–
Я пошарила рукой по постели, ища его. Он вдохнул воздуха и затаил дыхание.
Потом я вспомнила, что он просто дух, некий след, который я притащила с собой, потому что была слишком разозлена, чтобы возвращаться в одиночку. Я ощущала тягучий ужас из сна – он, словно поднимающаяся вода, сочился сквозь меня.
– Почему ты думаешь, что это я тебя вернула? – спросила я безо всякой цели.
Джейк медленно выдохнул. Я задумалась, дышала ли я сама и насколько сильны были мои старые привычки.
–
Иисусе, подумала я, а сама тихо спросила: