Фб '98 ,

Бабаев не понял, что означает «с пристрастием», но идея ему понравилась. В самом деле, кому еще как не охраннику знать, где они, насколько далеко от представительств Клуба находятся? Впрочем, тут же Игорек подумал о том, что охранник-то как раз ничего этого знать не должен. Ведь он, судя по всему, находится на низшей должности в иерархии гипотетического противника, а таким, как он (и это Бабаев знал уже из курса современной социологии), обычно не считают нужным сообщать информацию более той, чем необходима для исполнения непосредственных обязанностей. Вышестоящие инстанции в этих мирах традиционно не привыкли разъяснять нижестоящим, что, зачем и где происходит; они привыкли отдавать приказы и ждать их беспрекословно точного выполнения. Это тебе не КА, где все равны и иерархия строится по признакам опытности и личных способностей; здесь охранник, скорее всего, ничего не знает, да и не хочет ничего знать…

— Но ведь главное — выбраться? — заторопился успокоить самого себя Игорек, разгоняя эти вполне здравые, но подрывающие веру в успех задуманного дела мысли. — А там мы еще что-нибудь придумаем.

Милорд молчал, покачивая головой. Неясно было, то ли он согласен с планом Игорька и просто беспокоят его те же самые вопросы об осведомленности стража, то ли думает он совсем о другом, о постороннем.

Только тут наконец Бабаев сообразил, что в принципе его визави должен знать о противнике гораздо больше, ведь ему уже пришлось убегать от людей в черном, и хотя в конечном итоге уйти от них ему не удалось, что повлекло за собой смерть Гашарти, но по меньшей мере он должен хотя бы догадываться, кто они — люди в черном, каковы их цели и возможности.

— Милорд, — обратился к товарищу по несчастью Игорь. — А что вы знаете об этих людях?

— О каких людях? — рассеянно переспросил Милорд; он продолжал о чем-то напряженно размышлять.

— О тех, которые засадили нас сюда… Тех, которые убили Сержа… Если бы вы рассказали мне…

Игорек не закончил вопроса. Он увидел, что Милорд его не слушает. И Милорд действительно его не слушал. Вид он имел совершенно отрешенный.

Но прошла минута, и взгляд его прояснился. На губах появилась знакомая кривоватая ухмылочка, и на душе Игорька, как только завидел он ее, опять неприятно засвербело. Ну ничего не мог он с собой поделать, тем более что сам Милорд своим поведением, своими словами настороженность Бабаева подкреплял. Даже просто манера держать себя с собеседником, присущая Милорду, напомнила Игорьку не кого-нибудь из знакомых ему и уважаемых Альтруистов, а поведенческие повадки мэра Питерполиса, который частенько появлялся в представительстве по тому или иному делу. Это позерство, это откровенное неумение и нежелание слушать собеседника, это пренебрежение и эти намеки. И недомолвки, и ужимки, и многозначительные жесты. Все это претило Игорьку. Он ценил в людях честность, открытость в словах и поступках.

— Так-так, — сказал Милорд, с юмором Игорька разглядывая. — Бежать отсюда, значит, можно? И у тебя, значит, есть даже план? Что ж, уважаю. Ты из дергунков, а?

Бабаев снова, и в который уже раз, не понял вопроса. «Из дергунков»?…

— Я не… совсем… понимаю, — признался он неуверенно, — А кто это такие — «дергунки»?

Милорд хлопнул себя по колену и вдруг громко расхохотался. Можно сказать, он зашелся смехом, откинувшись спиной на подвальную холодную стену, и чуть слезы не брызнули у него из глаз. Но видно, сразу напомнили о себе скрытые травмы, и смех почти немедленно сменился громким надсадным кашлем. Когда приступ кашля наконец прошел, Милорд с минуту молчал, осторожно ощупывая бока. Потом встал и, не глядя более на Игорька, обратился к стене напротив с некоей высокомерной патетичностью в заметно подсевшем голосе.

— Господа судьи, — сказал он. — Мы глубоко ошибались, когда думали, что перед нами предстал закоренелый преступник, из тех, что давно позабыли такие замечательные архаичные слова, как «честь», «достоинство», «благородство». На самом же деле перед нами элементарный заморыш, господа! Один из множества других, подобных ему и несчастных заморышей. Да-да, господа, мы могли бы догадаться об этом и раньше, ведь наш общий скоропостижно скончавшийся друг — я Сержа Гашарти, конечно, имею в виду — работал именно с этим замороченным контингентом Клуба, и кого еще я мог встретить в его резиденции как не очередного подопечного? Но, господа, могу сказать в свое оправдание и то, что до сей поры лучше думал о разведчиках известной вам Империи! А они оказались не на уровне, не сумели, как видите, отличить песняра от заморыша. Невольно задумаешься, а стоит ли с ними сотрудничать в дальнейшем, а?

Теперь Игорек кое-что стал понимать, но не так много, как ему хотелось бы. Он понимал, что Милорд обезьянничает; он понимал, что Милорд не желает говорить с ним серьезно. Не понимал Бабаев главного: почему Милорд так себя повел? В результате к осадку настороженности прибавилась еще темная обида. Да, теперь Игорек определился: мне не по пути с этим человеком, кем бы ему ни приходился Серж, пусть даже братом родным!

— Вам не нравится мой план? — сердито вопросил Бабаев. — Предложите другой.

Милорд повернулся на каблуках. Упер левую руку кулаком в бок, а правую — поднял, наставив указательный палец на Игорька.

— Вот посмотрите, господа судьи, — продолжал он играть в свой театр одного актера. — Перед вами классический образчик заморыша или, если кому угодно, замороченного. Одно, как известно, производное от другого, и вы можете выбрать себе для него любое поименование из этих двух: или то, которое вам более нравится, или то, которое, по вашему мнению, ему более соответствует. Вот он весь перед вами, господа. Марионетка так называемого Клуба Альтруистов; он не представляет себе жизни без Клуба; чтобы воссоединиться с Клубом он задумал побег и, надеюсь, легко пойдет на то, чтобы лишить жизни охранника ради этой своей цели. Но простим, господа, ему это невинное по большому счету намерение. Ведь не со зла он это хочет сделать, а от любви к Клубу, а значит, от любви к человечеству, во имя большого общечеловеческого счастья…

Смысл, как минимум, половины слов Милорда ускользал от Игорька. Но одно его зацепило, покоробило и укрепило в новом мнении — эта непреднамеренно брошенная фраза, словно напрямую взятая, выделенная из знакомо-злобного шипения дешевых бульварных газет: «…так называемый Клуб Альтруистов». Худшие подозрения Бабаева подтвердились: перед ним стоял враг!

Но только почему, зачем такой честный чистый человек, как Серж Гашарти, мог что-то общее иметь с этим… этим проходимцем?