Незаметно пролетела зима. Старшина приучил нас выходить на зарядку независимо от погоды (кроме совсем уж сильных морозов) с голым торсом. По окончании зарядки – обязательное обтирание снегом. Как-то в феврале случайно подумал, что зима уже на исходе, а я ни разу не болел ангиной. При моем диагнозе – хроническая ангина – это уже было кое-что.
В марте два расчета нашей батареи вместе с техникой были отправлены на полигон, расположенный в лесу недалеко от деревни Колодищи для корректировки артиллерийских стрельб. Старшими группы были назначены лейтенанты Гордей и Ананьев.
Разместились в сосновом лесу. Станции замаскировали. Палатки поставили. А корректировать стрельбу не начали. Что-то не склеилось в артиллерийском полку. Лейтенанты куда-то исчезли. Старшим остался младший сержант Анатолий Керес. В общем, началась спокойная жизнь. Получилось, что разговоры о тяготах военной службы были преувеличены. Пока что была не та служба, о которой я слышал от людей бывалых, а лагерь отдыха в сосновом лесу.
Забот практически никаких. Питание – концентраты. Бросил в котел, залил водой. Закипело. Харч готов! Плюс подножный корм – грибы, ягоды. Курева полные «тещины ящики» махорки. Да не какой- то, а настоящей Моршанской!!!
Это обилие нас и подвело. Как потом мы узнали, табак нам выдали по нормам за четыре месяца. А сожгли его мы за полтора месяца. Вначале самокрутки выкуривали до половины, а иногда и меньше. Затем, по мере уменьшения табака, бычки становились все короче и короче. Потом стали собирать те большие бычки и вытряхнув с них махорку, заворачивать цигарки поменьше. И так дальше по этой схеме. Через некоторое время стало ясно, что трясти уже больше не из чего.
Лейтенанты своим присутствием нас не обременяли. Появлялись на несколько часов один или два раза в неделю. Иногда вечерами Валя Ницман (парень с Черниговщины) на грузовике возил нас в деревню на танцы.
Такая райская жизнь продолжалась около месяца. Потом приехал командир батареи майор Лошкарев и все враз переменилось. Первым делом появились лейтенанты и возглавили работу по уборке «бычков» на территории. Возле палаток разбили и посыпали желтым песочком дорожки. На таких же желтых газонах сухими шишками выложили патриотические лозунги и призывы. Появилась тумбочка и, как положено, возле нее дневальный. В течение недели «партизанский лагерь» превратился в «летний лагерь воинской части».
Теперь мы всерьез занялись боевой подготовкой. Кабины станций не покидали почти сутками. Офицеры и старослужащие стремились в короткий срок натренировать нас, укладываясь в нормативы, обеспечить корректировку артиллерийской стрельбы.
Нас серьезно учили, как делать свою солдатскую работу. Суть этой работы сводилась к тому, чтобы лучом своей РЛС поймать снаряд, выпущенный нашими артиллеристами, и по траектории полета определить координаты его падения и координаты стрелявшего орудия. Эти данные срочно передавались на КП дивизии. Стрельбы артиллерийского полка мы обеспечили с положительной оценкой.
Вдруг все занятия прекратили. Нам вручили по лопате и послали выравнивать площадку на большой лесной поляне. Ровную полянку засыпали желтым песочком и по нему уложили лапки елей. Желтый песочек почему-то любило высокое армейское начальство. За свою многолетнюю службу много песочка желтого было рассыпано и разровнено.
На следующий день всем выдали автоматы, повязки регулировщиков и расставили по просекам в лесу. Задача была поставлена четко: по основной дороге пропускать всех, с просек не выпускать никого. Спустя двое суток нас вернули к своим станциям.
А вся эта «игра в песочек – елочки» происходила в связи с проведением на базе нашей дивизии командно-штабных учений стран Варшавского договора. Теперь вот на досуге думаю, Варшавского договора не стало в девяностых, а елочки загубили аж в шестидесятом. Может, не нужно было столько лет лес рубить?
В начале августа нас вернули на постоянное место дислокации. Моя срочная служба продолжалась всего один год. Что запомнилось – так это дух товарищества, стремление старослужащих помочь быстрее освоить специальность. Они прилежно работали по подготовке себе замены. О каких-то издевательствах не шла даже речь.
Хотя была попытка организовать молодым солдатам «принятие солдатской присяги». Выглядело это так. После команды «Отбой!» ефрейтор Боря Ажгибеев (?) предложил шутя принять солдатскую присягу. Молодого солдата укладывали на табуретку и ложкой, завернутой в полотенце, наносили несколько ударов по пятой точке. Два человека согласились, я же категорически отказался, и меня оставили в покое без каких либо элементов нажима. «Годковщина» тогда носила шутливый характер, хотя и была до некоторой степени унизительной, и уже тогда с ней боролись командиры и политработники. Свои уродливые формы, порой попадавшие под статью уголовного кодекса, она приобретет в конце 60-х годов, когда в армию стали призывать судимых.
Я считаю, что именно они принесли в воинские коллективы это зло, которое в 80-х – 90-х годах стало повсеместным явлением. Это одна из причин.
Вторая причина связана с принятием в октябре 1967 года «Закона о всеобщей воинской обязанности», согласно которому срок службы снижался 3-х до 2-х лет в армии, и с 4-х до 3-х на флоте.
Две социальные волны – старослужащие, озлобленные тем, что им пришлось служить больше, и молодые солдаты, столкнулись лбами. Обиду вымещали на новичках.
Третья причина – командиры отдали власть. Сначала недооценили серьезность этого явления, а когда уголовники взяли власть в свои руки, было уже поздно.
Четвертая причина – использование генералами и офицерами бесплатного труда солдат для строительства личных дач и других работ – армия переставала быть армией.
Но, кстати, в период моей службы за тем, чтобы молодых солдат никто не обидел, следили сами старослужащие.
ebooksa