Два лика Ирэн

22
18
20
22
24
26
28
30

Ну, например, зрение. Очки для работы вблизи Ирина Викторовна носила уже лет... Да она и сама не могла точно сказать, сколько лет, но больше двадцати.

Сейчас она рассматривала каменную кладку стены на расстоянии... Метров десять – точно было. И она видела каждую прожилку и завиток рисунка, каждый неряшливый стык между камнями. А ведь ещё сумерки...

Или уже сумерки? На мгновение закружилась голова, хотя вставать с лежбища, где она очнулась, Ирина пока и не пробовала. Слишком всё вокруг странно, непривычно, страшно...

В углу, там, где была самая густая тень и громоздилась непонятная куча, кто-то зашевелился, зашуршал прямо на полу, и хрипловатый со сна голос сказал:

— Анги, Анги, вставай... Госпожа в себя пришла... Да просыпайся ты уже, Анги!

Ирина затихла, не слишком понимая, как из больницы она попала в это место с каменными грубыми стенами, с воняющей дымом и гарью широченной кроватью, устеленной грубыми, попахивающими кислятиной шкурами, где рядом с ней лежал ещё кто-то... Вроде как – молодая девушка. Где в углу шевелились неведомые люди, одного из которых звали Анги... Или одну из них?

Где больница и незаметная, глуховатая, отстранённая от мира бабушка-соседка?! Чистое бельё и голубые стены, специфический запах дезинфекции, боли и бессонницы. Цокающие каблучки медсестёр и горьковатый дух лекарств?! Что вообще происходит?!

Нервно подняла руку и смахнула липнущую к лицу паутину волос. И застыла, внимательно рассматривая узкую кисть и пальцы

Грязноватые, с тёмными полосками под ногтями, но, несомненно – чужие. Такая рука могла принадлежать молодой девушке. Хрупкая кисть, длинные пальцы, сероватые от грязи, довольно нежная кожа...

Тем временем в углу, где обитал неведомый Анги, послышались зевки и шуршание, кто-то выбрался из шевелящейся кучи тел и шкур и прошлёпал к большой дыре в стене.

Ирина Викторовна затихла, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания. Дыра в стене – не просто так дыра. Всплыло забытое слово – камин! По бокам от тёмного пустого зева – грубые резные каменные колонны, кованая решётка-подставка, куда лохматое существо в засаленном и облезшем кожухе складывало крупные поленья, сучья, потом добавило горсть еловых шишек и несколько кусочков мха.

Существо пощёлкало какой-то железкой по зажатому в руках камню, долго дуло на мох, стоя на коленях и засунув голову почти в центр тёмной норы, когда наконец оно слегка кашлянуло, а из камина отчётливо потянуло дымом и небольшие язычки пламени заплясали на сухом мху, захватили шишки и самые тонкие веточки хвороста и, наконец, завладели одним из поленьев. В камине что-то громко щёлкнуло, рассыпало сноп искр, и огонь, наконец-то, разгорелся достаточно ярко.

Существо, всё это время терпеливо махавшее на разгорающееся пламя круглой плетёной штуковиной, оказалось достаточно молодой девушкой – лет двадцати, только очень чумазой и лохматой.

Серое платье из ткани, напоминающей мешковину. Крупная грудь, которая не знала бюстгальтера и, похоже, вообще никакого белья, мягко колыхалась при любом движении. Сквозь небольшую прореху видна тонкая белая кожа в пупырышках /даже такую мелочь Ирина Викторовна видела сейчас отчётливо/. В комнате было весьма прохладно – отсюда, похоже, и ознобные мурашки на девичьем теле. Лоснящаяся от грязи и жира, длинная, облезлая жилетка с клочковатым мехом. Видно, что вещь очень стара, так стара, что истлела уже часть ниток, соединяющих боковые швы, и пучки уцелевшего меха торчали неровной бахромой.

Разгоревшееся пламя освещало простоватое лицо, впрочем, вполне симпатичное. Волосы, если отмыть, будут соломенного цвета, наверное. Светлые брови и ресницы и серые глаза, грубоватый, немного «картошкой» нос, крупные красивые губы, сочного цвета спелой малины.

Всё это Ирина Викторовна видела так отчётливо, в таких мелких деталях, типа непропрядов на грубой ткани или двух выбившихся из нечёсаных волос соломинок, что оставалось только удивляться остроте нового зрения.

На ногах у девушки, вместо нормальных тапок – что-то вроде плетёных из толстых неровных ниток лаптей. Торчат в стороны узелки, неровные концы, какие-то странные лохмотья и пучки. Похоже, для тепла там просто добавлены кусочки непряденой шерсти. В деревне, где раньше жила свекровь-покойница, такую, ну или похожую обувку называли чуни. Носили её только в помещении, зимой, чтобы ноги не мёрзли.

– Госпожа? – девица подошла к кровати и робко потрогала руку Ирины Викторовны.

Всё это время, пока Анги пыхтела и фукала, раздувая огонь, Ирина лежала на жёстком тюфяке, в куче дурно пахнущих шкур, ни жива ни мертва, и смотрела в лежащее рядом молодое девичье личико хорошенькой шатенки, сонно моргающей глазами. Ей казалось, что, обнаружив чужого человека в своей койке, любой начнёт орать, как ненормальный! Но шатенка только потёрла кулачками глаза и, позёвывая, спросила:

– Ну что, очухалась?