Незнакомец

– Так ты же не говоришь! Давай адрес и будем выдвигаться, – можно сказать, я теперь матёрый водитель. С Сашиным альтруизмом город вдоль и поперёк изучил, пригород с закрытыми глазами смогу объехать. Чего ж ломаться?

Лучше бы не допытывал…

– Дачный посёлок это! Тот самый, где Славка твой…

Девушка виновата глаза в асфальт тупит, а я никотином давлюсь. Нет, не из-за эмоций, что во мне эта фраза бередит, а из-за того, как внезапно она сникает. Стыдливо прядь за ухо заводит, скромненько носком удобного кроссовка камешек в сторону отпинывает. Словно это она меня морозным декабрьским вечером едва на тот свет не отправила!

– Сдурела совсем? – отбрасываю в сторону бычок, устало выдыхая остатки заполнившего лёгкие дыма, и, бодро хлопнув ладонью по капоту, кивком головы на её законное место указываю. А она растерянно глазами по моему лицу бегает:

– Ну как же… Тебе наверняка неприятно будет…

– Я что кисейная барышня? Не растаю, Саш.

Было и чёрт с ним. Я свои уроки из прошлого вынес:  Славу из жизни вычеркнул, пусть и далось мне это непросто; Марину забыл давно. С прощением куда тяжелее, но, к счастью, оно им не так нужно – перебрались на север и изредка радуют маму видеозвонками, во время которых она любуется своим внуком. Родным внуком – хоть в чём-то ей повезло, ведь ждала она этого малыша едва ли не больше меня…

Скриплю зубами, мысленно хваля себя за то, что добавил достаточной громкости на магнитоле, а моя пассажирка так кстати бросает:

– Тогда не вини меня потом.

– За что?

– За то, что я опять старую песню заведу: нельзя так. Нельзя и дальше семью за нос водить.

Разве? По-моему, семья от этого только в выигрыше: отцу есть кого ненавидеть; брат в кое-то веки может почувствовать себя героем, пусть героизм этот уж слишком близко граничит с подлостью, а мать… Мать билеты на начало сентября купила. Несколько сумок обновок для мальчишки набрала. И для невестки бывшей, к которой теперь относится с настороженностью, ведь единственное, в чём мы ей признались, стала Маринкина неверность, но хотя бы без ненависти. Сможет по телефону о внуке справляться, а это лучше всякой войны. Уж для неё точно.

– Глеб, Марину нужно доктору показать. Может, она опасна?

– Для кого? Для Славки? – усмехаюсь, выруливая на нужную нам дорогу, и, прибавив скорости, поудобнее в кресле устраиваюсь. – Ерунда. Денег им хватает, он с неё пылинки сдувает, бежать от неё сломя голову не планирует… Так какой от неё вред?

– А мама твоя? Что если…

– Саш, – касаюсь щеки мнительной девушки подушечкой большого пальца, и улыбаюсь, когда глубокая складка на её лбу, наконец, разглаживается. – Глупости это. Марина теперь не опаснее комара, потому что правды она как огня боится.

Поняла ведь. Тогда, в больничной палате… Поняла и так стремительно побледнела, что животный страх, мелькнувший в просветлевшем пониманием взгляде, скрыть уже не могла. Потому и уехала из города безропотного, потому и влюблённому в неё по уши мужчине шанс дала. Оценила, наверное, его глупый поступок.

– Не знаю… Мерзко всё это.

– Мерзко, только  это их выбор, Саш. Славкин, и он назад уже не свёрнёт, так пусть вместе с ней в этой каше и варится. А я ворошить не хочу.