Незнакомец

– Девушку себе найди. Будут тебе и завтраки, и обеды, и ужины. Ещё и порядок в квартире наведёт, а то живёшь, как беженец – вместо кровати матрас, а вещи в баулах. Когда ремонт начнёшь?

Полгода, как квартиру приобрёл, а всё не торопится. Стены ободранные, на полу прохудившийся линолеум, мебели кот наплакал, и та от прежних жильцов осталась, а из богатств лишь огромная плазма, да сверкающая сантехника. Разве так можно жить?

– После праздников, уже и ребят нанял. Нужно только временное жильёподыскать. У тебя, кстати, на примете никого нет? Может, сдаёт кто?

– Сдаёт, – подбираюсь, пододвигая стул ближе к столу, и, ткнув себя указательным пальцем в грудь, едва не молю. – Давай ко мне? И кормить буду, и даже за пульт от телевизора, как в детстве, драться не придётся.

Я на стены лезу одна. Вроде и не было ничего – всего четырнадцать дней против целой жизни в одиночках – а тишина на голову давит. Да так сильно, что я теперь легко составлю конкуренцию соседу снизу: телеканал «РОССИЯ» не жалую, а вот все музыкальные новинки выучила уже наизусть.

– Вань, – я ему чай подливаю, а он жевать перестаёт, до того удивлён. – Ну, правда. Зачем тратиться? У меня же две комнаты! И потом, ты же сам говорил, что мы общаться стали реже. Чем не повод ситуацию исправить? Мне одной, без… – запинаюсь, вовремя прикусив язык, и, спрятав раскрасневшиеся щёки за распущенными волосами, нервно пальцы заламываю. Что сказать, да и надо ли? Ведь пусть мы уже не так близки, чтобы Ваня был в курсе всех моих переживаний, сейчас он в самое яблочко попадает:

– Ясно всё. Привязалась к нему, значит?

Молчу. А брат вздыхает, наверняка списывая моё состояние на бабушкино воспитание – в его глазах я добрая, отзывчивая, и каждого пристроенного подопечного по сей день контролирую. Порой наверняка даже нервирую этим контролем новоиспечённых хозяев, да только по-другому не могу. А если уж с животными расстаюсь со слезами, что о человеке говорить?

– Как он хоть? Оклемался?

– Наверное, – в руки себя беру и в глаза брату заглядываю. – Мы связь не поддерживаем. Всё-таки он не один день пропадал, им многое нужно наверстать. В себя прийти, уж тем более ему... Вань, раз уж раскусил, выручай меня. Я скоро на луну выть начну – поговорить не с кем, домой ноги не несут. Хоть самой к родителям перебирайся!

Потому и пропадаю сутками в идущем ко дну кафе: ломаю голову над чёртовым меню, так до сих пор и не решив, от каких позиций избавиться в первую очередь; подсчитываю, сколько средств уйдёт на переделку зала, наперёд зная, что какую бы сумму ни насчитала, в данный момент ни рубля не наскребу; пытаюсь заслужить авторитет в глазах сотрудников, да только безуспешно пока. Ну не умею я быть жёсткой!

– Ладно, – и не требуется, ведь брат улыбается, лениво потягивается, невольно привлекая к себе заинтересованный взгляд заскучавшей у стойки Юльки, и, хлопнув себя по набитому, но всё такому же плоскому животу, сдаётся. – На выходных жди. Вылечу тебя: пара дней со мной и будешь мечтать об одиночестве. Только чтоб кормила, как в санатории.

– Даже лучше.

Дальше в тишине сидим. Я поражаюсь той скорости, с которой с его тарелки исчезает десерт, а брат, нет-нет, да поглядывает на барменшу. Брюнетка, двадцать два года, с полной тройкой под бордовой жилеткой. Она кокетливо ресницами хлопает, а я радуюсь, что соседний с нами стол занят молчаливой супружеской парой. А то, чего доброго, и Алёнка нарисуется. С нескрываемым голодом во взгляде рассматривать красивых мужчин у неё получается куда лучше, чем кромсать салаты. Да и Сенька недалеко ушла…

Всерьёз подумываю проверить, как обстоят дела на кухне, да только прежде, чем успеваю встать, оборачиваюсь на звон дверного колокольчика, то ли удивляясь, то ли радуясь тому, что сегодня он поёт куда чаще обычного.

Так может, зря я переживала? И незнакомец был чересчур строг к моим организаторским способностям? Ведь ходят же, пусть не так часто как мне бы того хотелось. Даже дизайном помещения вон как любуются! Мужчина – полный, с густой порослью тёмных волос на щеках – и вовсе рот открыл: засмотрелся на украсившие стену рисунки, да так и замер в дверях. Обомлел?

Нет.

– Ужас какой, – вроде под нос бурчит, а даже Ванька ложку до рта не доносит. Так и замирает с открытым ртом от такой нелестной оценки. Ненадолго правда, ведь через мгновение рот закрывается, ложка падает, недружелюбно звякнув, следом за ней опускается чашка, а в эти карие глаза лучше вообще не смотреть. Поэтому и хватаю его за руку, чтоб клиентов не распугал. Порывистый же…

– Вот только давай не сейчас, ладно? Не я же эти пончики рисовала! – его успокаиваю, а сама злюсь. Так сильно злюсь, что даже с ответом не сразу нахожусь, когда с трудом протиснувшись между столами, наш гость громоподобным басом, просит Юльку хозяйку позвать. То есть меня – красную от злости и одновременно серую от страха… Неужели, проверка?

Задерживаю дыхание, с трудом поднимаясь с нагретого стула, и, одёрнув вниз идеально-сидящую на мне униформу, всё же к бару иду. Медленно, а мне кажется проходит не больше секунды. Четыре шага, во время которых этот бородатый хам внимательно исследует меня с головы до ног, а стоит мне остановиться, как ни в чём не бывало приветливо представляется: