Незнакомец

И постоянно думаю о тебе! Мысли о Саше  уже часть меня: с ними я просыпаюсь, с ними пытаюсь ужиться в течение дня, вечером смиренно сдаюсь, больше не пытаясь переключиться на что-то другое, а ночью долго не сплю, теперь добровольно воскрешая в памяти её лицо. Немного детское,  свежее, без следов косметики. Обычно улыбчивое, а сейчас, когда главного вслух не произнёс, всё равно хмурое: она губу прикусывает, потупив блеснувший сочувствием взор на мои ботинки, а я, не удержавшись, прядь её шелковистых волос за ухо заправляю:

– Прорвусь, Саш. Лучше о себе расскажи. Только внутри, у тебя губы уже посинели, – дёргаю дверь, касаюсь ладонью её спины и подтолкнув вперёд, следую за хозяйкой в нагретый и пропахший ванилью зал.

– У меня ничего нового. Кафе, приют, дом и так до бесконечности… Глеб, ты обязательно к ним привыкнешь, просто время нужно.

– Не сомневаюсь, – соглашаюсь, кивая уже устроившемуся за столом Артуру, и, мазнув взглядом по знакомому помещению, лишь себе признаюсь – вру. Тут либо вспомнить, либо смириться, другого не дано. Душат они меня, да так сильно, что я третий день каоротаю часы за чашкой кофе в торговом центре.

Сегодня, вообще, сбежал. Не столько от людей, сколько от их ожиданий, которые никак не могу оправдать: всё чаще вспоминаю свою возню с собакой; порой мелькают отрывки из детства, где у мамы в волосах не пробивается седина, а отец ещё в состоянии катать меня на плечах; школьные годы, и те постепенно восстанавливаются в единую картинку, а что касается Марины – глухо. Так же глухо и со Славкой. Словно и не было их никогда.

– Вань! Иди сюда! – я неспешно избавляюсь от верхней одежды, в миллионный раз удивляясь тому, насколько странно устроена человеческая память, а девушка подзывает к нам здоровяка, в котором я без труда узнаю её брата. Сегодня спокойного, но всё такого же недоверчиво настроенного.

– Вот, Глеб Ковалевский, – тем более сейчас, когда, почувствовав себя спокойнее в окружении близких людей, Саша опускает хрупкую ладошку на моё крепкое предплечье и улыбается, хвастаясь тем, в кого отчасти превратила меня сама. Выходив, как в своё время выходила каждого из своих подопечных, и если о них говорить готова часами, со мной выделяет на это не больше секунды: опомнившись, отводит руку и этой же ладошкой поправляет причёску.

– Ваня Брагин, – а ей на смену приходит другая – мозолистая, крупная, крепкая. Отвечаю на рукопожатие, не удержавшись от кривой усмешки, до сих пор памятуя о тех встречах, во время которых мечтал съездить ему кулаком по морде, но отвечаю спокойно:

– Помню. И за вещи, кстати, спасибо. Я их привёз.

Все, кроме той дурацкой футболки.

– Сашку благодари. И зла не держи, я не самый приятный человек, когда дело касается сестры, – он хмурится, а я киваю, не находя повода и дальше друг с другом собачится. – Так вот ты, значит, какой. Твоя тачка?

И вновь кивок головы. И вновь только на девушку и смотрю, в то время как громко присвистнув, её брат не без зависти глазеет на Гелендваген. Автомеханик же, возможно, интерес профессиональный…

– Так ты…

– Бизнесмен, – улыбаюсь, отвечая на Сашин вопрос, и прежде, чем Артур успевает меня опередить, вношу ясность. – Можно сказать, мы с тобой коллеги. А Волков один из лучших моих поваров.

– Лучший из лучших, – без стеснения вклинивается он в разговор и с трудом проглотив салат, морщится. – А этим людей кормить нельзя. Потравятся. У тебя там кто, вообще, у плиты стоит?

– Алёнка…

– Руки бы твоей Алёнке поотрубать. Кто Цезарь майонезом заправляет? – друг встаёт, утерев рот салфеткой, комкает её, бросая прямо в нетронутую порцию салата, и, недобро глянув на хозяйку, кивает в сторону кухни. – Пустишь? Хочу посмотреть в глаза человеку, который загубил твоё дело своей стряпнёй. Только со мной пока не ходи, боюсь, она тогда не признается, за что так сильно тебя невзлюбила.

Саша бледнеет, а Волков, легко распознав причину её смятения, добродушно посмеивается:

– А как иначе? Другого повода для того, чтобы кормить твоих клиентов этой бурдой, я не нахожу. Красавица! – подзывает не менее напуганную барменшу, и командным тоном велит проводить его в кухню, напоследок залпом допив свой чай. Наверное, чтобы вкус «Цезаря» перебить.

Не зря я Артура пригласил. Если кто и способен расшевелить этот улей с тремя сонными пчёлами, что отлынивают от своих прямых обязанностей, так это он. Человек, который когда-то и меня подтолкнул к открытию собственного дела – ленивого избалованного отцовскими деньгами старшекурсника. Заразил своей идей заняться чем-то стоящим, и по сей день трудится в поте лица, доказывая, что не напрасно: и я человеком стал, и он переехал с окраины в центр.