– Я вот что подумала, – сказала я. – У тебя есть свои секреты. Я знаю, тебя что-то угнетает. Но что бы это ни было, я решила, что лучше мне не знать про них.
– Почему?
– Потому что я полюбила тебя таким, какой ты сейчас, – объяснила я. – Твоя прежняя жизнь не имеет для меня значения.
Он смутился:
– Но ты ведь сама все время говоришь о доме, о том, что надо выбраться отсюда. Ты всегда высматриваешь в небе самолеты, а на горизонте суда.
– Да, – согласилась я. – Я правда мечтаю о доме. Я скучаю по нему, но, – я замолчала и вытерла слезу, – случилась странная вещь. – Я обвела рукой вокруг нас. – Все это начинает казаться мне домом, и, вероятно, это единственный дом, который у нас будет.
– Шарлотта, – ласково сказал Грэй. – Не сдавайся.
– Я не сдаюсь, – сказала я. – Я просто принимаю нашу жизнь такой, какая она есть.
Грэй задумчиво кивнул. Мы замолчали и несколько минут не говорили ни слова.
Мак выскочил из кустов и устроился у моей ноги. Я погладила его, и его мурлыканье нарушило тишину.
– Наплюй на это, – сказала я наконец.
Грэй удивленно посмотрел на меня.
– Когда-то ты сказал так про мой секрет, про мой стыд, – продолжала я. – И ты тоже так сделай. Что бы там ни было, я надеюсь, что ты сможешь сделать так, чтобы эти мысли больше не преследовали тебя.
Грэй протянул ко мне руки, и я упала в его объятия. Он погладил меня по спине и обнял за плечи. Мы сидели и смотрели, как волны бились о берег, каждый из нас был погружен в свои мысли, но мы были вместе с нашей любовью.
Глава 19
6 часов утра. Селеста, конечно, еще спала. Ее занятия йогой начинались не раньше десяти, и она никогда не снимала с глаз черную маску раньше девяти, ни на минуту. Вот и сейчас она спала в белой кружевной ночнушке. Просто ангелочек. Но вот если он дотронется до нее, ее лицо сразу станет хмурым, и она отшатнется и буркнет: «Я сплю», или «Не сейчас», или какую-нибудь другую пренебрежительную фразу. Она давно уже пренебрегала им.
Грэй смотрел на нее, на свою красавицу жену. Смотрел и размышлял, как рассказать ей о секрете, который он хранил уже два месяца.
И хранил его старательно. Каждое утро вставал в 6 часов, принимал душ, варил кофе, очищал френч-пресс, чтобы Селеста без хлопот сварила себе кофе, когда наконец-то проснется. Потом он надевал свой хирургический костюм, вешал на плечо сумку и шел к машине. Но ехал не в больницу. Больше не ехал. После того случая…
Он умело, ловко скрывал свое состояние. Пожалуй, даже от себя самого. Принимал от дрожи пропраналол, адвил, а потом викодин от боли. И ничего, справлялся и был уверен, что тендинит не разрушит его медицинскую карьеру.