– Расскажи, что случилось. – Я вспомнила серию картин, над которой он работал несколько месяцев. – Как прошла выставка?
– Владельцу галереи картины не понравились, – сказал он, по-прежнему глядя перед собой в пространство.
Я уселась на подлокотник его кресла, погладила колючую щеку и поцеловала его в макушку. Волосы его были грязными, я заметила это сразу. Я не стала задавать ему вопрос по поводу женщины, подходившей к телефону в мастерской. Это больше не имело никакого значения. Декс здесь и со мной. Он вернулся домой, ко мне. И ему плохо.
– Между прочим, сегодня концерт, – нарочито оживленно напомнила я. – Там все твои дурные мысли развеются.
Он отрешенно покачал головой.
– Нет. Прости. Не могу. Мне надо вернуться в мастерскую. Придется все начать сначала. Я просто зашел домой, чтобы взять пару свежих рубашек.
– Понятно, – сразу сникнув, сказала я.
Он прошел в спальню, выбрал четыре или пять рубашек, которые я погладила на прошлой неделе, свернул их и сунул под мышку.
– Пенни, прости, – сказал он. – Я знаю, как ты мечтала пойти на этот концерт. – Он подошел ко мне, как будто только что заметил меня, и ему вдруг пришло в голову, что у меня тоже есть чувства.
Он коснулся моей талии, но я оттолкнула его руку.
– А ты еще можешь туда успеть, – произнес он.
– Одна?
– Почему бы тебе не пригласить свою мать?
Я покачала головой.
– Она терпеть не может Фрэнка Синатру.
Он потер лоб.
– А как насчет мастера-лодочника? Как там его зовут?
– Колин, – сказала я. – Его зовут Колин. – Я не стала сообщать ему, что сосед спас мне жизнь. Что он добрый и заботливый, и вовсе не простой лодочник.
– Точно, – сказал он. – Почему бы ему не составить тебе компанию? – Он пожал плечами. – Я отдал за эти билеты целое состояние. Не хотелось бы, чтобы они пропали.
– Ты прав, – сказала я. – Пожалуй, тебе лучше уйти. – Мой голос звучал монотонно, словно у механической куклы.