Улица оказалась мощенной булыжником. Дома – одинаковые, старые, узкие, вытянутые вверх, теснились друг к другу, как кусочки пазла. Большинство казались заброшенными, но даже среди них седьмой номер уверенно брал первый приз. Краска с двери облупилась полосами, окна за пожелтевшими, засаленными тюлевыми занавесками были почти черны от грязи. И, конечно, никакого звонка. Джек накинулся на дверной молоток, словно хотел вколотить что-то в доски.
Он думал, что никто не ответит, но тут тихо, как падает лист, дверь отворилась, и мистер Солдат выступил из тьмы на улицу.
У него и правда были зеленые глаза. Спасибо еще, не раскосые. И, как справедливо заметил дантист Зуб, невероятно ясные: белки – что твоя эмаль. Зато все остальное – старое и морщинистое, словно мятая бумага. Седые волосы стекали на плечи, закрывали лицо. Одежда смахивала больше на семидесятые, чем на викториану, но выглядела все равно так, будто он в ней спал, подумал Джек, причем спал в мусорном мешке.
– Вы говорили с моей сестрой.
– Правда? – у него был хороший голос, не слишком кичливый и тявкающий, как у местных богатеев.
Скорее, как у актера. Что же, он и сейчас играет?
– Да. Светловолосая девушка. Вчера.
– А, – мистер Солдат улыбнулся; зубы у него были точь-в-точь как сказал дантист. – Стало быть, она твоя сестра.
– Зачем вы хотели ее напугать?
– А я разве ее напугал?
– Нет, но…
– Я, кстати, некоторым образом хотел. Имел в виду, что ей надо вести себя осторожнее. Я… – он замолчал и закончил, словно бы извиняясь: – Я иногда не слишком связно выражаюсь.
– Вы пьете?
Это прозвучало так злобно, что мистер Солдат удивленно воззрился на Джека.
– Да нет, не то чтобы часто. Не могу себе этого позволить. Я просто хотел сказать, что не всегда в себе.
– Полиция про вас знает? Может, вам в больницу надо, лечиться?
– Вовсе нет. Никакого беспокойства от меня обычно не бывает.
– Вы причинили беспокойство моей сестре.
– Вряд ли это
Джек зарычал и занес кулак.