Андрей подошел к ней, по щиколотки утопая в клочках разноцветной бумаги, присел и обнял ее за плечи. Дочка посмотрела на него не по-детски серьезно. Ветер развевал ее волосы и выдувал запутавшееся конфетти.
— Папа! Пойдем со мной. К маме. Пожалуйста.
Андрей сжал губы и почувствовал, как пульсирует болью порез на пальце. Если бы все в мире можно было исправить, просто наклеив пластырь на больное место…
— Соня… Доченька… — все заранее подготовленные слова куда-то затерялись, и ему хотелось только одного — схватить ее в охапку и вытащить отсюда, из этого прекрасного бумажного мира, так похожего на страницу из ее любимых книжек-раскладушек. Откроешь — и вверх поднимаются две гряды скал, белый пляж, картонная стена деревьев…
— Папа! — нетерпеливо затараторила она. — Ну пойдем! Пойдем же!
Соня схватила Андрея за руку и буквально потащила вглубь. Андрей оступился, широко шагнул вперед и почувствовал, как сразу провалился в синее конфетти по пояс.
Он рванул дочку на себя.
— София! Послушай меня! Мы должны… Ты должна…
Краем уха он услышал шуршащий нарастающий гул, будто на него надвигалось целое цунами из бумажных обрывков. Сейчас все закончится.
— София… Я должен тебе сказать… Мама… Она…
Дочка отпустила его руку, еще раз внимательно посмотрела на него и нырнула в синий ворох.
— София!!!
Его голос потонул в бумажном реве. Мир складывался пополам. Скалы схлопывались и опускались. Деревья ложились набок. Море поднялось вертикально, а небо с приклеенным солнцем обрушилось на него.
Наступила темнота.
Как всегда, из небытия его выдернул равномерный писк.
Бип.
Бип.
Бип.
Андрей разлепил глаза, чувствуя, как ноют виски от плотно приклеенных датчиков.
— Как она, доктор? — выпалил он нетерпеливо. — Она не?..