— Глупости! — проворчал Триггс.
— Не думаю, — серьезно сказал его бывший шеф.
«Великая галерея Искусств» не изменилась: лишь из-под ног полицейских поднялось пыли больше, чем когда-то поднимали ноги покойного Кобвела. Они уселись на плюшевый диванчик, и Баскет погасил карманный фонарик. Было достаточно светло — поднималась луна, и шторы налились зловещим зеленоватым огнем.
Триггс заметил, что манекен Сьюзен Саммерли, по-прежнему задрапированный в голубую мантию, стоял на том же месте, и его устрашающая тень становилась все отчетливей.
Стало светлее; над стенами садика появилось ночное светило. Тени в галерее стали резче. Дриада в нише окуталась дымкой. Заострился тупой нос средневекового рыцаря.
Башенные куранты принялись медленно отбивать роковой час.
— Полночь!
Триггс вздрогнул и посмотрел в сторону окна — шторы медленно вздувались.
— Окно открылось! — прошептал он. Баскет принудил его к молчанию.
В трех шагах от них стояла Сьюзен Саммерли. Ее поднятая рука сжимала топор!
Баскет не шевелился, но чувствовалось, что он внимательно следил за малейшим жестом призрачного воскового чудовища.
Триггс вжался в спинку дивана, хрипя от страха — манекен с поднятым топором надвигался на них.
— Ни слова, что бы вы ни увидели, — шепнул Баскет и зажег свет.
Сьюзен Саммерли стояла рядом, занеся топор для удара.
Сьюзен? Триггс до крови закусил губу, чтобы не нарушить приказа. В желтом свете он увидел не личико восковой Дульцинеи, а застывшую маску с закрытыми глазами и искривленным ртом.
— Ничего не предпринимайте, — едва слышно шепнул Баскет, — она не ударит… Она не может этого сделать. Дадим ей возможность спокойно удалиться!
Страшная фигура действительно отступила к окну и исчезла за шторами. И тогда Сигма Триггс увидел манекен, который стоял на своем месте с невинной улыбкой на устах.
— Вы узнали ее? — спросил Баскет.
— Лавиния Чемсен! — простонал Триггс.
— Вот почему Кобвел умер от страха, — заявил Баскет. — И если бы я не знал от старого доктора Купера, что у вас сердце крепче, чем у несчастного владельца «Большой галереи», я бы не подверг вас такому испытанию.