— А бить женщин зачем? — возмутилась Эни.
— Битие жены не является криминальным преступлением, — холодно пояснил девушке полицейский. — Муж является полновластным хозяином жены.
— Вот, а говорят, рабство отменили! — Эни стала пунцовой от возмущения.
— Женщина априори не обладает достаточным умом, чтобы вести дела самостоятельно, — как о само собой разумеющемся сообщил полицейский.
— Почему-то я уже два года самостоятельно веду дела и еще не разорилась. И если бы не этот мужчина, дальше бы спокойно жила, — слово «мужчина» Люсиль произнесла с невыразимой смесью презрения и гадливости. Потом вдруг смело посмотрела в глаза лейтенанту и поинтересовалась. — А если вашу дочь, когда она выйдет замуж, будет избивать муж, вы так же спокойно пожмете плечами?
— Пусть только попробует!
— Ну вот, опять двойной стандарт, — усмехнулся Николас. — Если папа капитан полиции, а я думаю, к тому времени вы им обязательно станете, то его дочь трогать не моги. А если женщина сирота, то ее можно замордовать до смерти. И убийством это считаться не будет.
— Мистер Ротрок, я не совсем это имел в виду.
— Вы сказали то, что сказали, сэр. Женщины глупы и безмозглы априори.
Только вас лично воспитывали женщины, сначала матушка и няня, а потом гувернантка. Как же вы доверяете воспитание сыновей неполноценным существам? — голос Марьи был весьма холоден, все ее дружелюбие куда-то испарилось. — Но я хотела бы поставить вас в известность, что Люсиль под венец пойдет только по доброй воле. Никакого принуждения мы не допустим.
Лейтенант посмотрел на ставшие холодно-вежливыми лица, коротко кивнул, соглашаясь, и поспешил откланяться. Провожал полицейского до служебной пролетки только Невс, ради этого выбравшийся из-под стола. Проследил рыжим взглядом за отбытием гостя, неодобрительно мявкнув вслед, и гребанул задними ногами. Почему-то именно это задело лейтенанта больше всего.
— Итак, Люсиль, ты остаешься в городе или все же едешь с нами? — Марья решила внести ясность в ситуацию.
— С вами, мне тут оставаться нельзя, — девушка грустно понурилась.
— А вот расстраиваешься ты дочка зря, — взяла слово Зара. — Вспомни, я тебе нагадала спасение от напасти и дальнюю дорогу?
— И перемену в жизни, — радостно заулыбалась Марина, подумала и добавила нараспев. — И тре-во-фо-го короля. А Робин тревофый король? Он мне очень нравитсяяя.
Брат и сестра Лонг, так звучала фамилия столь не похожих друг на друга родственников, откланявшись, ушли восвояси, дабы не мешать бурной деятельности хозяев. Марья сбегала в палатку, достала из коробки шитую шелком шаль и одарила ею Шон Ю. Девушка сначала взвизгнула от восторга, а потом спрятала руки за спину и замоталаголовой.
— Мы не можем принять столько дорогой подарок… — начал, кланяясь, Кианг Шуй.
— Так, ребята, у меня нет времени с вами препираться! — Марья накинула шаль на плечи Шон. — Моя вещь, кому хочу, тому дарю! Помахала на прощание рукой и побежала к готовому отъехать фургону.
Цирковой фургон, хоть и давненько некрашенный, но запряженный парой кобов, произвел фурор в русском квартале. Мальчишки бежали стайкой, показывая пальцами на лошадей с белыми метелками на ногах и шикарными гривами, на Сонка, с каменным выражением лица, сидящего на козлах. Прохожие тоже с любопытством смотрели вслед фургону, а когда он свернул и остановился у лавочки Люсиль, быстро собрались зеваки. Но, приехавшие с хозяйкой четверо мужчин и дама, в которой кое-кто узнал странную посетительницу, совсем не обращали внимания на собравшихся.
— М-да, как говорится, чистенько, но бедненько — оценил Оле спартанскую обстановку в жилой части мастерской. Вслух, конечно, никто ничего не сказал, но Люсиль и так все поняла.