Илья справился со своей техникой, снова устроился в седле. Нога несколько раз соскочила с педали. Илья чертыхнулся.
— Не переживай ты так, — уже с моста крикнул Легыч. — Все еще получится!
— Да пошел ты! — буркнул Илья.
Через мгновение оба скрылись.
Хельга убрала ладонь и осторожно выглянула. Поманила за собой.
— Чего это они? — прошептал Никита, окончательно теряясь в происходящем.
— Пошли, — торопила Хельга. — Быстрее!
И они пошли. Даже побежали. Вдоль реки, прижимаясь к кустам — Никита исцарапал руки, ветки постоянно дергали Хельгу за волосы, но она не замечала этого, повторяя «Скорее! Не отставай!».
А потом они оказались на дороге. И поначалу дорогу эту Никита не узнавал, но вот справа мелькнул знакомый холмик с дверью — недавнее место встречи с Пашей, а слева показалось «дерево желания» — так его назвал дядя Толя.
Вчера они долго шли по высокой траве, в которой, по словам дяди Толи, водилось много змей. И вдруг появилось странное дерево. Сосна. Тройная. Внизу единый, в двух метрах от земли ствол разделялся натрое: тонкие стволы закручивались, обнимая друг друга. Дядя Толя уверял, что если к дереву прижаться и загадать желание, то оно непременно сбудется. Никаких желаний, кроме как поскорее оказаться дома, у Никиты не было. Или он тогда про Хельгу подумал? Про поцелуй? Второе точно сбылось, а с первым все непонятно.
— И как тебе история? — Хельга покрутила перед собой книгой — оказывается, она всю дорогу держала ее в руке. Пара на черной обложке косилась друг на друга с неудовольствием.
Поговорить Никита, конечно, хотел о другом. О Илье с Легычем. Куда они так торопились? Чего хотели? Почему оказались здесь? Знали заранее? Кого искали? Его? Хельгу? Это они подстроили, чтобы на Никиту обрушилась старая конструкция?
— Непростая история, — уклончиво ответил он.
Так у них в классе отвечал Димка Щелоков, когда его вызывал историк. Въедливый Павел Петрович сыпал вопросами: «Итак, реформа церкви. В чем она заключалась?» «Это непростая история», — тянул время Димка. «Согласен, а если подробнее?» — «Вопрос сложный и требует всестороннего рассмотрения». — «А подробней?» — не сдавался учитель. — «Реформа церкви назрела». Пауза. «Так, хорошо. Переходи ближе к Лютеру», — не терял оптимизма Павел Петрович. «А вот с Лютером я не согласен, — вдруг с азартом выкрикивал Димка. — Да! А вы как думаете? В такое непростое время… Лилась кровь… А страдал кто?» «Кто?» — терялся в ответе ученика историк. «Крестьяне! — выдавал Щелоков. — А вы не согласны?» — Учитель щурился, прикидывая возможные варианты развития событий. «Почему же? — вступал он в дискуссию и тут же выдавал новое имя, чего Димка и добивался: — А тебе кто ближе? Может, Кальвин?» «В историческом плане мы не можем говорить о своих пристрастиях. Вот нравится вам Иван Грозный. И что? Тогда вы оправдываете все, что он сделал?» Такой разговор мог длиться пол-урока, пока Павел Петрович не уставал и не отпускал Димку с четверкой.
Хельга не была искушенной в спорах на исторические темы, поэтому сразу подхватила:
— Еще как! Они же не любили друг друга.
— Да? — Никита удивился, что книга оказалась о любви. Вот угораздило ее взять!
— Тристан был верен своему королю, он вез ему невесту… — чуть захлебываясь словами, заговорила Хельга. — Он за нее на турнире бился. Он бы ее ни за что не полюбил. Это все любовный напиток, который дала ведьма. Если бы они не ошиблись и не выпили его вместе…
— Тоже мне король! — фыркнул Никита. — Мог бы и сам на турнир за невестой пойти.
— Он не мог! Он король! — возмутилась Хельга. — А Тристан был верным другом. Он испугался, когда понял, что влюбился. И сразу уехал. Но это было проклятие. Поэтому он согласился умереть, чтобы проклятие снять.