— Почему на семьдесят три?
— Был уверен, что финны вернутся как раз к этому сроку.
— Так возвращаются уже!
— Они приезжают и уезжают. А надо, чтобы насовсем остались.
Ветер стал какой-то неприветливый. Дождь, что ли, опять будет?
Никита посмотрел по сторонам. Выдохнул.
— И что мне делать? — спросил он. — Сам советовал уезжать.
Паша качнул рукой, напоминая о подарке:
— Теперь уже поздно. Теперь не отпустит. Держаться надо.
— Тут фиг продержишься. — Никита стиснул кулаки. — На меня сегодня половина вашего комбината упала. И не сама! Там Илья был. И Хельга, которая Анька. Они все подстроили!
Паша слушал, кивал. Подтверждать не стал. Как не стал и защищать местных. Снова протянул монету:
— Возьми, я сказал! — Насильно ввинтил подарок в кулак. — О проклятиях местного Хозяина знали все. Священник попытался ему помешать. Провел в церкви службу. Тогда граф и его проклял. В первые три года дочери священника умерли.
Никита вздрогнул. Он уже сжился с мыслью, что они умерли старыми девами. Оказывается, Хельга все романтически переврала. Как и дядя Толя. Они постоянно врали. Нельзя им верить.
— Как будто проклятие такая простая штука!
Сколько они ни проклинали учителя физкультуры, садиста из садистов, никогда ничего с ним не происходило. А тут раз — и чуть ли не на век. Еще и люди мрут.
— Здесь же камень, — Паша топнул ногой. — Гранит. Первооснова. Гиперборея. Из него сама планета сделана.
— Бел-горюч камень Алатырь?
— Можно и так, — поморщился Паша. — На любом граните заклятие произнеси — сработает. А Хозяин, видать, еще и силой владел. Вроде бы его прабабка ведьмой была.
Ведьмой… Жила в избушке, варила зелья, а прислуживал ей филин. И десяток мышей.
Порыв ветра ударил в лицо, заставив зажмуриться. Никита почувствовал, что все-таки сильно оцарапался. Еще и мокрая кроссовка ногу натерла. А перед ним стоит здоровый такой мужик, стучит пяткой по земле и говорит о ведьмах.