Когда Хома открыл глаза, сквозь узкие окна с тяжелыми решетками, освещая желто-белую унылую стену, лился дневной свет.
«Я жив,– промелькнуло у него в голове.– Пресвятая Богородица, я жив!»
Бурсак резко сел, истерически расхохотался и вдруг почувствовал рядом с собой какое-то движение. Вздрогнув, Хома увидел Язву, сидящего на полу на куче грязного вонючего тряпья. С широко раскрытыми глазами чумак жадно перебирал серебряные и червонные монеты в мешочке, который он, вероятно, снял с пояса мертвого Братислава.
Увидев, что Хома смотрит на него, Язва насупился и спрятал мешочек куда-то под мышку, затем, обхватив себя руками, тучный мужчина закачался туда-сюда как маятник, что-то невнятно бормоча.
Встревоженно окликнув его, бурсак не заметил никакой реакции. Чумак лишь продолжал покачиваться, а потом начал еще и всхлипывать. Опасаясь напугать Язву, Хома осторожно уселся на пол неподалеку от него, стараясь не глядеть на застывшее тело Братислава, лежавшее в странной, неестественной позе после падения с лестницы.
Хоме не верилось, что поведение чумака могло вот так враз измениться. Вместо грубого, бесстрашного мужчины Язва вдруг превратился в плачущего, забившегося в угол, перепуганного человека.
С сочувствием глядя на него, Хома не знал, что сказать. Сказать несчастному чумаку, что все будет хорошо? Бурсак сильно сомневался, что Язва когда-то сумеет оправиться от пережитого. Более того, смогут ли они покинуть замок живыми, Хома тоже не знал. По всему выходило, что камень убивал только ночью. Но как тогда объяснить исчезновение Демьяна, который средь белого дня пошел присмотреть за лошадьми и пропал? В то, что чумак попросту сбежал, Хома не верил. За время этого путешествия с черными чумаками парень хорошо узнал их упрямый, жадный характер. За что они все и расплатились этой ночью своими жизнями…
Бурсак с грустью взглянул на Язву, который перестал плакать, но начал сильнее раскачиваться из стороны в сторону. С трудом поднявшись, парень подошел к нему и хотел заговорить. Вскрикнув, чумак повалился на бок и, всхлипывая, пополз по пыльному полу, по тряпкам и мусору, в ужасе оглядываясь.
Не зная, что делать, бурсак медленно пошел за ним. Тогда Язва побежал прочь на четвереньках, переступив через бледное неподвижное тело Братислава, и скрылся за желто-белой перегородкой.
В тревоге выскочив за ним, Хома испугался, что он побежит в черный коридор, но вместо этого Язва забрался в другое служебное помещение, тоже сырое и заваленное разным хламом. Эта комнатушка отличалась только одним: посредине нее виднелась узкая обшарпанная дверь, ведущая, скорее всего, наружу, во внутренний двор крепости.
В первую секунду не поверив глазам, Хома в несколько прыжков оказался возле двери, до смерти перепугав забившегося в угол Язву. Дверь была не заперта.
– Ну конечно! – от радости бурсак несколько раз открыл ее и снова закрыл, впуская в затхлую каморку свежий воздух.– Бродяги же боялись черного камня, зная, что он проклят! – он схватил себя за волосы.– Вот я дурень! Как еще они могли попадать сюда?!
Язва, наблюдавший за счастливым Хомой, глупо заулыбался, но едва парень поглядел на него, тотчас закрыл лицо руками.
– Да, братец,– прошептал ему Хома.– Мы наконец-то свободны. Осталось только придумать, как вывести тебя отсюда.
Спустя некоторое время после долгих уговоров, сопровождаемых улыбками и веселыми играми, Язва наконец позволил бурсаку подойти к нему и даже взять под локоть.
Убедив чумака, что снаружи безопасно и много всего интересного, парень осторожно и медленно вывел его под локоть во внутренний двор замка.
Едва завидев блестящие черные стены, Язва вскрикнул и хотел было ринуться обратно, но Хома, ловко выхватив у него мешочек с серебряными и золотыми монетами, поманил его за собою. Стараясь не глядеть по сторонам, чумак осторожно пошел за мешочком, то и дело всхлипывая, как маленький ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
Хоме тоже было не по себе во внутреннем дворе. Нервно дыша, бурсак продолжал натянуто улыбаться Язве, пятясь к воротам и незаметно оглядывая внутренний двор.
Их взглядам предстала жуткая картина: повсюду лежали обескровленные, словно высушенные тела лошадей. Среди них Хома с горечью признал свою серую кобылу. Рядом с лошадьми, запутавшись руками в поводьях, лицом вниз лежал Демьян. Точнее, то, что от него осталось. Тело некогда молодого чумака ссохлось в ворохе одежды.
Проходя мимо тяжелых черных дверей, он застыл на месте от удивления. Дверь подпирали крепко вбитые колья. Именно они и не дали ночью отворить ее изнутри.
ebooksa