Месма

— Теперь к батюшке пойдем, — тихо шепнула она.

К священнику пришлось стоять очередь. За это время Светлана давала Галке подробные наставления — как следует себя вести и что говорить. Галя слышала еее плохо: силы с каждой минутой оста вляли ее. Безумно хотелось на воздух…

Когда же она наконец подошла к священнику, и тот накинул епитрахиль ей на голову, Галке сделалось дурно. Невероятным усилием воли она сдержалась, чтобы тут же не грохнуться в обморок! Все плыло перед глазами, разум помутился, колени подкашивались, голова пошла кругом… Едва священник отчитал ее, как Галя чуть ли не бегом бросилась вон из храма. Ошеломленная Света кинулась за нею и догнала ее уже на улице, возле ближайшего к церкви старого деревянного дома…

— Галя! — отчаянно крикнула она. — Ты куда?

— Ой, Светка… плохо мне, плохо! Я не знаю, что…

И Галку тут же начало выворачивать наизнанку. Светлана обхватила подругу за плечи и потащила ее в глубь старого заросшего бурьяном двора, подальше от людной улицы. К счастью, дом оказался заброшенным, с заколоченными окнами, а замусоренный двор давно облюбовали местные алкаши и бродячие собаки — так что места здесь хватало…

Уткнувшись головой в заросли борщевика, Галка отдавала наружу содержимое желудка, как водосточный желоб во время грозы. Ее неудержимо рвало какой-то темной слизью, при этом из горла вырывался хриплый прерывистый стон, а глаза едва не вываливались из орбит. Перепуганная Света крутилась рядом, не зная, куда бежать и что делать — она могла только мучиться сознанием своей беспомощности. Народ, проходя по улице, косился на происходящее — кто с испугом, кто с недоброй усмешкой, а иные смеялись и показывали друг другу пальцами… Две тетки деревенского вида в теплых платках и стареньких пальто даже остановились, чтобы обменяться впечатлениями, и до Светланы отчетливо доносился их разговор:

— Фрось, а, Фрось! Ты глянь-ка, девку-то как нечистый ломает… А, ба-а-тюшки!

— Какой там нечистый — нажралась до одури, стерва, вот теперь и мается… Стыдобища-то какая, ведь молодая совсем, школу, поди, только вчерась закончила…

— Да знаем мы нынешних молодых, ни стыда, ни совести! Водку, что грузчики, ведрами хлещут, в пятнадцать лет рожают, по пять абортов делают! Ни Бога, ни черта не боятся… Вот одна как раз такая и есть — хошь, так полюбуйся на нее!

— Чего уж любоваться-то…Нечего пить, коли не умеешь! Гляди, как ее скрутило!

Света чуть не расплакалась от обиды.

— Как же вам не стыдно! — крикнула она сквозь подступающие слезы. — Взрослые люди, а такую чушь несете! Моей подруге плохо, ей помощь нужна, а вы только грязью поливать и можете! Это у вас и нет ни стыда, ни совести…

— А нам-то чего стыдиться, голубушка? — усмехнулись бабы. — Это вам стыдиться надо, да только весь стыд вы давно уж порастеряли — срам один, да и только! Войну бы на вас, проклятущих, надо, а то ведь глаза б на вас не глядели, бесстыжих…

— А чтоб глаза не глядели, так и ступайте, куда шли! — яростно крикнула Света.

— И впрямь, пойдем, Фрося, а то, неровен час, швырнет в нас с тобой какой-нибудь железякой, с них-то, проб…дей подзаборных, станется…

И тетки ушли в сторону церкви, по пути то и дело оглядываясь.

Когда Галку перестало наконец выкручивать, она едва держалась на ногах от ужасающей слабости. Вся она сделалась бледной до синевы, руки стали холодны, как лед, на лбу высыпала испарина. Света больше всего боялась, что с подругой случится обморок, ибо тащить потерявшую сознание Галку у нее просто не хватило бы сил, а рассчитывать на людскую помощь явно не приходилось.

Телефон-автомат, чтобы вызвать скорую, надо было еще найти, да и найдешь — он как пить дать, раскурочен и вывернут наизнанку.

Поэтому Света бережно подхватила Галку и закинула одну ее руку себе на шею — она не раз видела в фильмах про войну, что так выносили в войну раненых с поля боя.