— Мы тебя не боимся.
— Еще как боитесь! Что такого, чтобы просунуть мне между прутьями гамбургер и картошку фри? Нет, вы даже это боитесь сделать, как будто я смогу каким-то образом что-то с этим сотворить. Это, друзья мои, и называется «страх». И очень сильный страх, если вы боитесь мне дать даже обычный кулек с фастфудом.
— Ну раз мы о картошке-фри заговорили. Вот возьмешь ты кусочек позажаристее, потверже, спрячешь в кулаке, заболтаешь нас — бац, и кусок этот мне в глаз засадишь.
Иван не мог оторвать от Джорджа глаз.
— Знаете, я даже уже боюсь подумать, шутите Вы или серьезно.
— Шучу, конечно. Но, никакой жратвы ты не получишь.
— Вот о чем я и говорю. Боитесь. Уже и коленки, поди, трясутся, кровь в жилах стынет от присутствия беспомощного парня. Но не подумайте, что я Вас в чем-то упрекаю. У нас у всех есть свои страхи, фобии, это не Ваша личная вина. Вы глубоко несчастный человек: до чертиков боитесь запертых в клетках безоружных людей. Я отчасти даже польщен произведенным собой впечатлением.
— Слушай, ты это все здесь затеял, чтобы мне стало стыдно, что я не мужик настоящий, не самец, и дабы доказать тебе, что ты ошибаешься, я пошел бы купить тебе пожрать? Угадал?
— Ну до самцовости у меня мысль не долетела, но в остальном — да, основная идея была приблизительно такой, вынужден признать.
— Так, оборотень, давай заключим сделку. Если сможешь не трещать десять минут, если закроешь свой рот всего на какие-то десять минут — я собственноручно принесу тебе эконом-ланч.
— Вы не шутите?
— Нет я не шутил, а вот ты так и не смог даже на секунду язык за зубами придержать. Ты нарушил условия сделки.
— Мудак ты.
— …который сейчас возьмет самый большой, самый сочный гамбургер в своей жизни, с соусом майо, кетчупом, луком, возможно, дор-блю, встанет перед тобой и смачно сожрет его у тебя на глазах. Ты, кстати, на гарнир что предпочитаешь: картофель фри или луковые кольца?
— Кольца.
— Тогда еще кольца возьму. Здоровые такие, маслянистые, панировочки не слишком много, так чтоб в самый раз. Знаешь иногда с тестом перебарщивают и уже лук не так чувствуется. Но я прослежу, чтобы мне поджарили идеальные, — по правде, Джорджу было неприятно говорить все это. Обычно он так себя не вел, но этот Иван был просто невыносим!
— Вы хоть понимаете, что сегодня ваш последний день в этом мире? — с улыбкой спросил Иван.
— Пардон?
— Вы все правильно расслышали. Да, мы сейчас веселимся, глумимся друг над другом, смеемся, как лучшие приятели, но вот одного вы, парни, не знаете: на вас проклятье, вы в аду. Уже почти. Уже начинаете подгорать, просто пока не чувствуете огня и запаха. И когда вы вскоре с дьяволом с глазу на глаз окажетесь и ради прикола задумаете ему рога отодрать, он даже после этого не сможет даже ничего более жесткого придумать, чем вам уже предначертано. Ваши души обречены, обречены на самые страшные муки.
— Слушай, насколько мне известно вся эта тема с проклятиями по-другому работает, — сказал Джордж. — Из того, что я слышал, проклясть может Господь Бог, или же ты продаешь душу дьяволу за легкое бабло, славу, тачки, красивую жизнь, и все такое. — Он подтолкнул Лу. — Чувак ты намедни никаких сделок, о которых я должен знать, с дьяволом не оформлял?