— А мне и было жарко! Мне не нравится жара во Флориде, равно как не нравится дубняк в Канаде.
— А что больше не нравится?
— Сложно сказать, наверно, все же парилка и Флорида.
— Тогда вопрос решен, потому что в Мексике, полагаю, еще жарче, чем во Флориде. Пора привыкать разговаривать с французским акцентом.
— Аксентооóм. Они мягко так говорят и ударение иногда делают на последний слог… Поверить не могу, что Мишель больше нет.
— Давай закроем эту тему.
— А что… Что, если она так и не умерла. Что, если эти разлетевшиеся кусочки ее живы.
— Чего?
— Просто мысли вслух.
— Ну, какой же ты занудный долбоеб. Ну, на кой черт ты эту дичь несешь? В смысле, даже если ты так реально думаешь, ну оставь это при себе. Нахера мне это выговаривать? Кусочки ее HE живы! Понял?
— Да-да. Ты прав. Просто я никак в себя прийти не могу.
— Я тоже, но это не означает, что я должен всю жесть, что у меня в голове, тебе в уши вываливать. Она мертва. И если мы подорвем Ивана, и он разлетится на куски, этот говнюк тоже будет мертв. Ты видел какие-то ожившие кусочки тела Мишель?
— Нет они просто лежали на земле и горели.
— Вот именно. Поэтому успокойся и прекрати это мракобесие, понял?
— Прости.
— Так, он еще в пути, — Джордж посмотрел на прибор слежения. — И мы этого засранца сильно напугали. Так что давай думать об этом, сконцентрируемся на хорошем, чем заморачиваться о жести всякой.
— Когда возьмем гада, я запихну в него весь динамит. Все что осталось.
— Вот это настрой, напарник! Так держать!
Глава XXIX. Страдания
Иван бежал по трясине, голова готова взорваться от переполнявшей ярости.