Пекло

Княжич и Борко пристроились рядом. Интересно посмотреть, что там у него лежит. Старый мореход, когда расположен, рассказывает всякие занимательные вещи. А поговорить — он всегда готов. Главное — это задать ему какой-нибудь вопрос.

Любомысл достал плотный сверток. В холстине лежали туго скатанные черные листы. Те, что прошлой ночью нашли в Древней Башне.

Старик потянулся было размотать холстину и глянуть на диковинные листы еще раз, но передумал. Ни к чему. Это надо делать с каким-нибудь знающим ведуном, а то и волхвом. Хотя почитать, что на них еще написано, все-таки тянуло. Старик решил пока отложить это занятие. Сначала покурит и подумает.

Старый мореход извлек свою замечательную трубку и неторопливо набил душистым, отдающим запахом трав, табаком.

Глядя на него, Борко печалился.

Вот бы и ему научиться так же пускать клубы темного дыма! Он бы курил, сидел, окутанный густым облаком, и, хмуря брови, многозначительно молчал. А все окружавшие его (в основном молодые статные девушки) ему бы внимали. Терпеливо ждали, что он еще изречет.

Так ведь не выходит курить! Тошнит, еле отплевываться успеваешь, а потом сон тяжелый бьет. Он-то пробовал! Любомысл разок доверил ему трубку. Больше он не будет так себя изнурять. Ну его к лешему, табак этот!..

Любомысл высек огонь; подпалил кусочек трута, тщательно оберегаемый от сырости в глиняном горшочке; затянулся и неторопливо выпустил через ноздри не то что клуб, а целое облако дыма!

Старик мечтательно уставился вдаль. Глаза его затуманились. Вспоминая, что было написано на древних черных листах, бормотал:

— Повелители огненных единорогов… Пирамиды… Земля за гранью мира… Эх, непонятно все это! Хорошо бы узнать, что это такое — земля за гранью мира? Да опасно! Любопытство сгубило не одну кошку…

— Какую кошку? — не понял Борко.

— Обыкновенную. Рыженькую, в меру пушистую. Она как-то в кладовой мышек ловила, добро стерегла. Никого не выловила, проголодалась. Попробуй-ка сам у мышиной норки полночи просидеть-прокараулить. Вот кошечка и решила глянуть, что там на полках в крынках есть. Полюбопытствовала. Принюхалась, вроде сметанный дух из них идет. Засунула она свою непутевую голову в крынку. И впрямь сметана! Ела она ее, ела! А как наелась, то чует, что голову вытащить не может. Узко отверстие. Застряла кошка!

Любомысл замолчал и чему-то усмехнулся. Что-то ему говорило, что эти черные листы сродни той крынке со сметаной. Их так и подмывало развернуть и прочесть. Но вот надо ли? Он не кошка! Везде нужна осторожность. Хватит и того, что Милован, сложив определенным образом пальцы, вызвал морок: какую-то темную ледяную пустыню, посредине которой стояла озаряемая молниями гора и на вершине ее горел огонь. Да еще молодец диковинного красного человека в железной короне видел. Им только этого сейчас не хватало — диковинок всяких. И так непонятно, куда занесло. Отсюда бы выбраться!

— А что с кошкой-то дальше было? — любопытствовал Добромил. Этой сказки он еще не слышал.

— Да ничего плохого, мальчик. Свалилась кошка с полки. Вместе с посудой. Крынка об пол ударилась и разбилась. Утром пришел хозяин — глядь! — весь пол в сметане и черепках. Отругал он кошку. Не за то ругал, что беды натворила, а за то, что шастала, где ей не положено и сметану слизывала. Он должна добро беречь, а не портить. За то ее корил, чтобы в привычку не вошло. Привычка, оно дело такое — от нее трудно избавиться.

— Она же не виновата, что ей есть захотелось, — неуверенно протянул Борко. — Мышей-то не поймала. Не всякая охота удачна.

Любомысл посмотрел на парня и фыркнул. Ну что с него взять? Слишком прост молодец.

— Это я к тому притчу рассказал, что не надо заглядывать туда, куда тебя не просят. Я об этих листах говорю. — Любомысл потряс свертком. — Не стоит их разворачивать. Что-то меня в сон потянуло. Вздремнуть немного? А вы покараулите.

Старик хитро глянул на Борко и спросил, наперед зная, что последует решительный отказ.

— Табак курить будешь? Хочешь, и тебе трубку набью!