На глаза попался нож с синей ручкой, лежащий на столе перед Ниной Григорьевной. Одного взгляда на покрытое кровью лезвие хватило, чтобы сообразить – им и производились хирургические операции.
– Твою ж мать…
Этим ножом он днем резал пирог у себя на кухне и на ручке остались его пальцы. Там могли оказаться и отпечатки убийцы, но Коренев почему-то сразу решил, что найдутся только его следы и Нины Григорьевны.
Влип по самые помидоры.
Первым порывом было схватить салфетку и вытереть ручку ножа, но в последний момент сдержался. Прознают, и будешь объяснять, почему заметал следы, если не виноват.
Выключил свет и вышел из квартиры. В коридоре остались красные отпечатки от повидла, тянущиеся до самой двери. От себя вызвал по телефону полицию и замер, вслушиваясь в шуршание веток за окном: не бродит ли убийца поблизости?
Выбежал на улицу и до приезда наряда сидел на скамейке в тонкой курточке. Его трясло от вечернего холода.
Подъехали два автомобиля. Дрожа, словно в тумане, вел за собой людей в погонах, заводил на кухню, показывал расположение комнат и выслушивал удивленные возгласы при виде увечий Нины Григорьевны. Наконец, один из оперативников представился следователем – Знаменским Денисом Ивановичем – и увел в зал для составления протокола, пока остальные продолжили осматривать место преступления.
– Фамилия-имя-отчество?
После стандартных анкетных вопросов перешли к непосредственному сбору показаний. Честно рассказал, как провел сегодняшний день. Начал с прихода Нины Григорьевны в гости, упомянул Виталика и продиктовал его телефонный номер. Жена, конечно, убьет Виталика, если узнает о звонке из полиции, но тут уж не семейных драм.
– Уверен, он подтвердит ваше местонахождение в предполагаемый момент убийства, – кивнул следователь.
Выглядел он скучно. Непримечательная внешность скрывала возраст – ему можно было дать от тридцати до пятидесяти. Говорил он спокойным голосом, буднично, будто заполнял библиотечный формуляр, а не протокол по делу об убийстве. После каждого вопроса устремлял на Коренева отрешенный взгляд водянисто-голубых глаз и терпеливо ждал ответа, приглаживая редеющие волосы.
Следователь вопросы задавал строгие, словно Коренев вызывал у него подозрения. Коренев заикался и облизывал губы пересохшим языком. Его беспокоил нож. С каждой минутой волнение нарастало и вскоре сменилось паническим страхом: а что если его посадят на основании отпечатков?
– Можно обратиться, Денис… простите, забыл ваше отчество…
– Иванович, – подсказал Знаменский.
– Там на столе возле Нины Григорьевны нож лежит.
– Лежит, – подтвердил следователь. – По всему получается, орудие преступления.
– И я о том же, – Кореневу стало душно в квартире, хотя полчаса назад морозило. – Я упоминал, что Нина Григорьевна ко мне в гости приходила и я этим ножом пирог резал?
– И? – у Знаменского задралась бровь.
– Ну, на нем же… мои отпечатки остались.