— Потому что я люблю тебя! Ты этого не видишь?
— По — твоему, это любовь? — спросила в ярости Сирена. — Угрозы, унижения и виселица?
— Я назвал Дофину виновной при советниках. Как бы я выглядел, если бы отпустил ее?
— Милосердно!
— Милосердие — слабость!
— Поэтому лучше врать мне в лицо? Это ведь вызывает в других доверие и силу, да?
— Я тебе не врал. Я обещал мир, а не прощение. Ты услышала то, что хотела, — он ударил кулаком по своей раскрытой ладони. — Ты просишь слишком много, а даешь очень мало.
— Ладно. Ты не соврал. Ты открыто обманул меня. Ты заставил меня поверить, что простишь Дофину, а сам убил ее. Это была черта, Эдрик, и ты ее пересек.
— Довольно! — взревел Эдрик. — Хватит. Я — не убийца. Я ее не убивал. Я признал ее виновной в измене, примирением была казнь через повешение. Ты не понимаешь, что я делаю это ради тебя? Ты так сильно изменилась за время отсутствия, что не видишь, какой я? Мужчина, любящий и восторгающийся тобой?
Ответ был «да». Она сильно изменилась. Сердцем, телом, разумом и душой. Эдрик уже ничего в ней не задевал… кроме нити, что связывала их.
Та… нить.
В ней было что — то знакомое.
Что — то, о чем она не думала раньше.
Та нить…
Глаза Сирены затуманились, и вдруг она оказалась не в комнате. Она не была с Эдриком. Ее даже не было в замке.
Она вернулась в видение Виктора и Серафины, в то воспоминание, которое видела, когда отключилась в Элейзии, попытавшись остановить ураган.
Виктор стоял с мечом между собой и Серафиной, в его руках был его первый ребенок. Серафина читала с книги, старой и почерневшей. Она сказала, что найдет для них способ всегда быть вместе. Чтобы они смогли это осуществить. Чтобы магия уже не была барьером.
А потом Виктор разрезал горло младенца и использовал сильную связь между отцом и ребенком, чтобы создать свою, глубокую темную магию крови. Его магия слилась с силой Серафины, и они оказались связаны.
Как она с Авокой.
Сирена не думала об этом раньше. Но что — то в тот миг щелкнуло в ней.