Сердце василиска

22
18
20
22
24
26
28
30

Его губы дрогнули в ответной улыбке.

– Нет, не Шэна. Я говорю о капитане…

– Так забудь про него, любимый! – Я потянулась и поцеловала Дитера в шею. – Я помогла ему, когда он был ранен, но не чувствовала к нему ничего, кроме сострадания.

– А он? – скрипнул зубами Дитер. – О, я уверен! Этот прощелыга нарочно затеял «пьяную» катарангу, чтобы вывести тебя на чистую воду!

– И сам же поддавался мне.

– Не важно! Если снова увижу его рядом с тобой, клянусь, одним придорожным валуном станет больше!

Я засмеялась:

– Мой герой! Но, пожалуйста, давай не будем принимать поспешных решений? Я слишком соскучилась, чтобы тратить время на ссоры.

Дитер прижал меня к себе и шепнул на ухо:

– Мэрион, я так за тебя боюсь… за тебя и ребенка… не отдам! Никому!

– И не надо… – Я поцеловала его губы, скользнула ладонями по груди.

Дитер ответил с жадностью, словно мы не виделись целый год, а не одну ночь. Его руки оглаживали меня осторожно, боясь навредить, насыщали теплом и возбуждением. Я расстегнула его китель, завела пальцы под ткань рубашки, лаская его живот и опускаясь ниже. Дитер тихо застонал и перехватил мою руку:

– А если… кто-то зайдет? Увидит…

– Увидит что? – мурлыкнула я. – Что фессалийский генерал целует чужого адъютанта?

– Это звучит странно, – признался Дитер.

– А выглядит еще страннее, – рассмеялась я, расстегивая ремень. – Зато на ощупь… – Я нырнула рукой в брюки. – Мм… Неплохо!

– Мэрион! – выдохнул мой генерал. – Подожди…

– Не хочу ждать… – Я снова поцеловала Дитера в губы. – Ведь я провинилась? Значит, пришло время загладить свою вину.

Я скользнула вниз, мягко опускаясь на колени. Дитер был возбужден до предела, его пряный аромат сводил с ума, его упругость ощущалась на языке и в свою очередь заводила меня. Томление нарастало, как приливная волна, в ушах звенело, наше дыхание звучало в унисон, насыщая воздух электричеством и любовью. Я помогала рукой, Дитер гладил меня по волосам, постанывая и покачиваясь в такт моим движениям, но не перехватывал инициативу, позволяя вести эту партию мне. А я не спешила, и от одной мысли о том, что нас могут увидеть в такой пикантной ситуации, адреналин выстреливал в кровь и кожа покрывалась мурашками. Я почувствовала, как напряглись и начали сокращаться его мышцы, но не отпускала до последней сладостной судороги, до разрядки. И только когда в последнем томительном стоне Дитер выдохнул мое имя:

– Мэрион… – я наконец отпустила его, поглаживая и успокаивая. – О, Мэрион, – повторил Дитер и, разомлев, обнял меня.