Ни один из офицеров ВКС не шевельнулся. Тогда Ван Зейдт умоляюще воскликнул:
– Мейна, следующий эвакуационный корабль пробьется!
Гладстон кивнула, но как-то рассеянно.
– Думаю, внутренний сад подойдет. На несколько минут толпа угомонится: отступление защитных полей собьет ее с толку. – Она огляделась вокруг, словно проверяя, все ли сделала, затем протянула руку Ван Зейдту: – Прощайте, Марк. Спасибо вам. Позаботьтесь о моих людях.
Ван Зейдт пожал ее руку. Гладстон поправила шарф, легко – словно на счастье – коснулась браслета своего комлога и вышла из бункера, сопровождаемая четырьмя преторианцами. Маленький отряд пересек вытоптанные сады и медленно двинулся к силовым стенам. Напиравшая с дикими воплями на фиолетовое заградительное поле толпа напоминала взбесившееся тысячеголовое животное.
Гладстон повернулась, подняла руку, словно для салюта, и приказала преторианцам отойти. Те поспешили отступить по развороченным клумбам.
– Давайте же! – сказал командир оставшихся в бункере преторианцев, указав на пульт дистанционного управления силовым полем.
– Пошли вы к черту! – четко произнес Ван Зейдт. Пока он жив, никто не коснется пульта.
Но Ван Зейдт забыл, что Гладстон все еще имела доступ ко всем тактическим цепям. Он успел заметить, как она подняла свой комлог… На пульте замигали красные и зеленые огоньки, внешние поля растаяли и тут же вновь возникли на пятьдесят метров ближе к зданию. Мейна Гладстон осталась наедине с миллионами осаждающих, отделенная от них только узкой полоской лужайки и завалами из бесчисленных трупов, с глухим шумом рухнувших на землю после передвижения защитных стен.
Гладстон раскинула руки, словно обнимая толпу. На три бесконечные секунды все замерли. Затем толпа взревела и ринулась вперед, потрясая палками, ножами, разбитыми бутылками.
На какой-то миг Ван Зейдту показалось, что Гладстон застыла несокрушимой скалой на пути океанского прибоя черни. Он видел ало-золотое пятно ее шарфа на черном костюме, видел, как она стоит, прямая, раскинув руки, но тут подоспели новые тысячи бесноватых, и кольцо сомкнулось.
Преторианцы опустили жезлы и были немедленно арестованы морскими пехотинцами.
– Затемните силовые поля, – приказал Ван Зейдт. – Передайте, пусть челноки садятся во внутреннем саду с пятиминутными интервалами. Торопитесь! – И генерал отвернулся.
– Боже милостивый! – Тео Лейн комментировал обрывочные сообщения, поступающие по мультилинии. Миллисекундные импульсы шли один за другим, так что компьютер не мог расчленить их. Информация слилась в бесформенное месиво.
– Прокрути еще раз ликвидацию сферы сингулярности, – попросил Консул.
– Слушаюсь, сэр. – Корабль прервал трансляцию, чтобы снова показать белую вспышку, распускающееся облако и внезапный коллапс: сингулярность поглотила самое себя и все находящееся в радиусе шести тысяч километров. Приборы на мгновение обезумели – но на таком расстоянии гравитационный прилив не представлял опасности, а вот кораблям, сражавшимся над Гиперионом, явно не поздоровилось.
– Достаточно, – сказал Консул.
– Вы думаете, все кончено? – спросил Арундес.
– Вне всякого сомнения, – ответил Консул. – Гиперион снова стал Окраиной. Но чего?.. Ведь Сети больше не существует.
– В голове не укладывается, – пробормотал Тео Лейн, сжимая в руке стакан; Консул впервые видел своего помощника пьяным. Тео подлил себе еще виски. – Сеть… испарилась. Пятьсот лет прогресса… просто взяли и вычеркнули.