Через Христа, Господа нашего.
Собравшиеся отвечают:
– Аминь.
Я подхожу к саркофагу, стоящему у алтаря, окропляю его святой водой и читаю префаций:
Гремит огромный орган Святого Петра, хор поет «Sanсtus»:
После причастия, когда месса окончена и паства потихоньку расходится, я медленно иду в сакристию. Мне тоскливо, и у меня болит сердце, в буквальном смысле слова болит. Сердечная недостаточность. Опять она меня настигла и превращает в пытку каждый шаг, каждое слово. «Я не должен говорить кардиналу Лурдзамийскому», – думаю я.
Кардинал входит, когда министранты помогают мне снять облачение.
– Пришел курьерский авизо с двигателем Гидеона, Ваше Святейшество.
– С какого фронта?
– Не от эскадры, святой отец. – Кардинал хмурится, сжимая толстыми пальцами записку.
– Тогда откуда? – Я нетерпеливо протягиваю руку. Записка написана на тонком велене.
Я поднимаю взгляд на своего секретаря:
– Вы можете остановить флот, Симон Августино?
– Нет, Ваше Святейшество. Они совершили скачок более двадцати четырех часов назад. Значит, уже закончили ускоренное воскрешение и с минуты на минуту пойдут в атаку. Мы не успеем снарядить авизо и дать отбой.
Я замечаю, что у меня трясется рука, и возвращаю записку кардиналу Лурдзамийскому.
– Вызовите Марусина и весь высший командный состав Флота. Скажите им, чтобы вернули в систему Пасема все оставшиеся боевые корабли. Немедленно.
– Но, Ваше Святейшество, – раздраженно говорит он, – в данный момент проводится столько важных военных…
– Немедленно! – обрываю я.
Кардинал Лурдзамийский кланяется: