В поисках силы

22
18
20
22
24
26
28
30

Попытка убеждения… Успех!

— Нет, я… я приношу извинения, — сдался трактирщик, — мне не следовало так выражаться…

— Нам нужна комната на ночь, — не слушая его нытьё, с нажимом продолжил Сареф, и… ты есть будешь? — спросил он у Бреннера.

— Само собой, — ухмыльнулся тот, выразительно похлопав себя по животу, — с самого утра росинки маковой во рту не было, не считая кружки пива. Так что да, хозяин, — ехидно добавил он, прекрасно зная, что никто его сейчас не слышит, — меня срочно надо покормить.

— И ужин моему подопечному, — Сареф указал на Бреннера, — и, разумеется, утром мы позавтракаем. Сколько?

— Господин, — угодливо забормотал трактирщик, — раз уж вышло такое недоразумение, я готов в качестве моего уважительного к вам отношения…

Не слушая, Сареф ударом плашмя по стойке выложил золотой и направился вверх по лестнице.

— Комната 9, вторая налево, — пискнул ему вдогонку трактирщик. Минуту спустя Сареф вошёл в комнату. Ему было глубоко всё равно, сколько там сожрёт и выпьет Бреннер. В одном он был точно уверен: должную черту гном не переступит, и не будет ни напиваться, ни буянить. Хотя бы потому, что в завтрашнем походе он заинтересован в десять раз больше Сарефа. Но это всё будет завтра. Сейчас же нужно, наконец, отдохнуть…

***

Когда Сареф проснулся на следующее утро, то от усталости даже не мог вспомнить, как он тут оказался. А потом вспомнил и привстал с кровати. Бреннер уже не спал и, согнув одну ногу в колене и закинув на неё другую, задумчиво смотрел в потолок. Казалось, в этот момент его не интересовало абсолютно ничего, кроме этого потолка. Однако едва Сареф прилёг обратно, чтобы не спеша проснуться и привести мысли в порядок, как в его голове тут же раздался стеклянный голос:

— Мне вот интересно, мальчишка, откуда ты вообще тут взялся? И как это вообще случилось? После моей четырёхлетней вендетте всей людской расе… Ты бы знал, скольким людям я до этого стирал Параметры в ноль, если везло ловить их на жёлтой или более высокой категории безопасности. А теперь… работаю вот на тебя. И, что самое главное, меня это почему-то практически не бесит.

— Так вы бы сами лучше о себе рассказали, — парировал Сареф, — моя история короткая и малоинтересная.

— Да… что мне о себе рассказывать, — Бреннер вздохнул, — рос на улице, сколько себя помню. Отца и матери не помню, и для меня это, наверное, даже хорошо. Мать моя, небось, или алкашка, или кукушка. Или вообще одно и то же…

— А кукушка — это вы что имеете в виду?

— Кукушки — это бабы, которые специально беременеют, чтобы Система на это время давала им фиолетовую категорию безопасности, и чтобы благодаря этому им всегда давали жрать, выпить и место, где поспать. А когда дитё рождается — то оно уже и не нужно. Таких на самом деле много, странно, что ты не знаешь.

Сареф на самом деле это, конечно, знал. Не знал только, что их называют кукушками.

— Ну а на улице — какой закон? Нашёл, что пожрать — выжил. Не нашёл — сдох. Я, как видишь, выжил. Выводы можешь сделать сам.

— Правда, — минуту спустя добавил он, — был в моей жизни один… период. Когда мне, наверное, лет десять было, попал я как-то в шахтёрский дом. Женщина тамошняя, госпожа Мирабелла, пожалела меня и позволила остаться перезимовать. Её муж как раз ушёл в сезонную смену в шахтах, которые на островах к югу от Скеллихарта, и она одна осталась с грудничком на руках. Ну и… со мной ей, наверное, веселее было. Да и я, в принципе, к тому возрасту и пожрать умел сообразить, и пелёнки младенцу поменять — долго ли умеючи, если живёшь на улице, то знаешь, запах дерьма — далеко не самое противное, что там можно встретить. И… это, наверное, было самое лучшее, что со мной происходило в жизни. Не надо было воровать, обманывать, заискивать перед уличными старшаками. В десять лет Система уже открыла мне две способности: на вороство и взлом и на то, чтобы бить в спину. Ни разу ими не воспользовался. Уже и поверил, что так теперь всегда будет. Но сказка кончилась быстро и печально. Едва отец семейства вернулся со смены, как меня тут же вышвырнули на улицу. Госпожа Мирабелла пыталась вступиться, но… он тогда при мне избил её чуть ли не до полусмерти. За то, что она помогла пусть и чужому, но ребёнку.

Бреннер замолчал. Сареф не торопил его, понимая, что, во-первых, гном об этом уже давно никому не рассказывал, и, во-вторых, если он рассказывает ему, Сарефу, настолько личное, значит, начинает потихоньку доверять.

— И вот после этого я обозлился окончательно. — Продолжал гном, — если раньше я воровал только для того, чтобы не сдохнуть с голоду, то после этой истории меня понесло. От моих проделок тогда волком выл весь город Мранчзен, да ещё и власти клана Ольскиге подвывали им в придачу. Чем это кончилось ты, думаю, знаешь. Меня поймали и публично на площади сначала выжгли все волосы на лице, а потом отрезали язык и впаяли это клеймо.