По ту сторону изгороди

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не удобно ему! Может мне вообще из машины выйти? – Её руки метнулись ввысь, почти дотронулись до крыши машины. Она ёрзала на сидении, словно ей что-то мешалось, словно в задницу вцепилась блоха. – Так ты скажи, я выйду.

– Уже почти приехали, – сказал дядя Миша как-то грустно и подавлено.

– Вот и молчи, крути баранку! Поехали, чего встал?

Пока тетя Таня закатывала истерику, кто-то из водителей, помог старушке перейти дорогу. Теперь она стояла на тротуаре, копошилась в сумочке, а зонтик висел за спиной, напоминая шляпку мухомора. Синего и старого.

Старенький Фольксваген Жук резко остановился, разбрызгивая лужу на парковке двора больницы для душевнобольных. Антон ударился лбом о спинку кресла, тетя Таня дернулась вперед, но ремень безопасности натянулся, словно струна и вернул её обратно. Если бы она не пристегнулась, то наверняка расшибла лицо, сломала нос и лишилась пары зубов.

Так дядя Миша показывал свой характер и недовольство поведением своей жены.

– Ты что дурной? – сказала она и хлопнула его по плечу.

На дощечке, приколоченной к стене, черной краской начерчена фамилия дяди Миши. Это его персональное место. Такие были почти у всех врачей. Рядом с дощечкой, на стене, красным фломастером дописано: «мразь». Антон улыбнулся. Третий раз он видел эту надпись и третий раз слышал, как дядя Миша в полголоса бранился.

Тетя Таня сказала:

– Ну а чего ты ругаешься? Наверное, тем, кто это писал, виднее. Они-то точно знают, что ты из себя представляешь.

Дядя Миша злобно глянул на нее, но ничего не ответил, зато хлопнул дверью, выходя из машины. Антон подумал, окажись сейчас у дяди Миши в руке зонт, а рядом бездомная собака, то он выместил на ней злобу и недовольство тетей Таней. Но зонта и собаки не оказалось, дядя Миша молча пошел к крыльцу.

Антон сам тащил чемодан. Волок по сырому асфальту, оставляя серую дорожку и две неглубокие полоски от металлических ножек. Он не думал, что у него так много вещей и считал, что достаточно было взять футболку, шорты да кеды, чтобы ходить по длинным коридорам больницы. Он даже не подумал о зимней одежде, скомканной и скиданной в чемодан жесткой рукой тети Тани.

На стене у крыльца нарисован доктор Айболит и зайчик с перевязанной головой. Картинка казалась бы вполне подходящей для детского отделения больницы умалишенных, если не знать, что Айболит лечил исключительно зверей. А поскольку художники не могли не знать о специализации Айболита, сомнений не было – эта картинка насмешка над больными. Антон еще в прошлое посещение отметил, что у зайчика оторвано одно ухо, а у Айболита из кармана халата торчал серый ремешок, уж очень похожий на второе ухо бедного зайца.

Глядя на табличку, с названием клиники, Антон подумал: «зачем разделять детское отделение от взрослого, если в итоге всех держат в одной больнице?»

С дядей Мишей поздоровался охранник и разрешил не надевать бахилы. Взглянул на Антона и с сочувствием покачал головой. Антон показал ему язык.

Они подошли к ближайшему кабинету, всего в десяти шагах от каморки охранника. На двери написано: «Старший врач отделения – Чехов Петр Борисович». Дядя Миша поправил галстук, выпрямил спину, поднял подбородок и вошел не стуча. Антон с тетей Таней остались в коридоре, сидеть на коричневой кушетке, напомнившей Антону историю, приключившуюся много месяцев назад.

Дядя Миша в белом халате встречал их у порога. Охранник делал вид, что читал газету, сам же украдкой наблюдал за Антоном поверх газеты. Тетя Таня в то утро нервничала, от нее пахло валерьянкой, а на голове, в волосах торчал гусиный пух из подушки. Дядя Миша проводил их до кабинета старшего врача и велел ждать. Кроме них тут была женщина с синими мешками под глазами, взъерошенными волосами и измазанными помадой губами. Она сидела на кушетке, махала ногами и держала за руку бабушку в очках.

Антон с тетей Таней ждали стоя – кушетка всего одна и только на двоих. Не прошло и минуты, как бабушка решила заговорить.

– Вот не знаю уже куда её вести. Во взрослом отделении отказываются принимать, говорят, что несовершеннолетняя.

Тетя Таня нахмурила брови и взглянула на бабушку исподлобья.