Вот он, прикидыш… Он успел приехать. Его ждали и дождались. Мурашки стягивают кожу головы на лбу и темени. Я киваю, не сводя взгляда с его посверкивающих глаз.
— Тина, нет. Нет! — просит Ашот, и в его голосе слышится еле сдерживаемая мука.
Я волной прогоняю по телу холод с затылка, до самых ног. Ильяс тяжело дышит, но стоит на месте. Только стой, стой, ради Бога, не шевелись…
— Ты обманешь. Я тебе не верю! — Я отступаю, и через голову снимаю Алексо. — Я повешу его здесь, на ветку, и отойду. А ты поставишь Ашота на землю, и возьмёшь крест.
Самое уязвимое у него — голова, я это помню, но стрелять мне нечем: магазин не перезаряжен. Только бы он отошёл от Ашота, и нагнулся. Я допрыгну, и он меня уже не оторвёт. Я смогу… Буду целить в горло. Я так в него вцеплюсь, что он меня не сумеет скинуть: я смогу… Всего-то навсего, разодрать эту чёрную глотку. У меня выйдет, если не кастетом, то — зубами… Всё когда-нибудь делаешь в первый раз…
— Хоздравати… Тина! Нет!
Негр встряхивает его, и Ашот содрогается от боли, скрипя зубами. Он смотрит мне в глаза, как…
— Нет, Ашот! Не-е-ет!
Я уже срываюсь с места… и не успеваю. Он отталкивается от негра здоровой рукой, и, обхватив его ногами за пояс, с мучительным криком — бьёт в кадык кулаком хрустнувшей перебитой руки, а целой — в глазницы, рывком увлекая за собой, в обрыв, усеянный обломками камней.
— Ашот! Ашот!
Я отбиваю руки Ильяса, и падаю над краем. Ашот разорвал свои объятья при падении, и они лежат в нескольких метрах один от другого — прикидыш, с расколотой об камни, потерявшей форму головой, и Ашот, пронзённый в грудь высокими сучьями бурелома, покачиваясь над землёй. Глаза у него закрыты и изо рта бежит струйка крови… Он… мертв. Мертв…
— Ашот! Ашотик! Ашо-о-от!!
Лицо у меня одеревенело и губы не слушаются, а глаза застилает красной пеленой. Тело немеет, перестаёт болеть. Вокруг ничего нет… Никого и ничего… Пустота…
Ночь вокруг теряет все краски и наливается чёрной мглой. Звуки доносятся как через слой ваты. Я не хочу! Всё это вокруг — лишнее. Его не должно быть… Ничего не должно быть! Никто и ничто не имеет права видеть это… Как я ненавижу тальник! Ива — моё самое ненавистное дерево на свете… Я всегда буду ненавидеть ивы! До самой смерти!
Я умру! Я сейчас просто умру, и пропади оно всё пропадом! Я больше не хочу ничего видеть, слышать, знать. Я не хочу! Я хочу умереть…
Глава 33
— Тина! вставай! Скорее, Тина! Прошу…
Ильяс рывком поднимает меня на ноги, и разворачивает лицом к новой волне нападающих. Руки сами по себе, инстинктивно, отводят удар. Вот так, кастет и локоть, с добавкой! И — так! И вот так! Ногой! И-раз! И-два! И снова! Ашот! Ашот! Господи, да как же это невыносимо! Боли в теле уже нет, ярость душит горло. И-раз! И ещё! Спокойнее… Собрались, быстро! Я тут не одна… Где Лев Борисыч? Стоит! Ильяс? Бьёт. А Витька, с колена, стреляет левой рукой. Успел перезарядиться…Молодец…
— Ты, доктор? Ну иди сюда…Иди…
Митрофан сам прёт на меня с толстым, полуобгоревшим на костре поленом.
ebooksa