Нас пятеро."Боевые позиции" шеф с Ашотом выбрали отличные даже на мой дилетанский взгляд: самое высокое место на островке. Камни и песок по склону, наверху обширная площадка. Забраться к ней можно только по узкой извилистой тропинке или — ещё сбоку, там где больше камней, но эти валуны не слишком крупные, часть может "съезжать" под ногами вниз, под каменистый обрыв карьера. Там постараются вскарабкаться только самые отчаянные. Сзади — несколько деревьев и под ними тоже обрыв. Обороняться здесь хорошо, правда отступать некуда… А отступать никто и не собирается…
Главные их силы пойдут на Ильяса и Витьку — по тропинке. Витьке это на руку — все его восточные умения, вместе со школами-секциями, как раз для толпы. Ильяс тоже справится, он настоящий богатырь. Человек двадцать — тридцать они завалят запросто. Я кажусь слабым противником, но по одному-двое успокою, надеюсь, ещё, хотя бы с десяток, по мере поступления. Встану "на подхвате" третьей в ряд. Льву Борисычу с Ашотом во втором ряду, надо только защищать себя и друг друга. За них я боюсь больше всех, но может быть, нам, всё же, удастся обойтись только обрядом. Рустама пока не зовём… Мы справимся, должны справиться!
Ильяса всё-таки стошнило, и он, бросив на нас виноватый взгляд, снова вернулся на своё место. Лев Борисыч, если и был шокирован, то умел это скрывать. Чего-чего, а подобного-то он, наверно, насмотрелся ещё маленьким мальчиком в киевском гетто, где лютовали чужеземные гости. Дикий секс ему не в диковинку…
Что-то знакомое, какая-то близкая мысль крутится в голове, не даёт покоя, а я не могу её поймать… И это не подсчёт вражьих голов. Что же? О чём я думала перед этим? Дядя Вадик… В гробу, в белых тапочках… А гроба вовсе нет… Это Хорс так "неточно" пошутил… Нет! Не дотягивает Хорс для такой шутки… Это… Это мои слова… Сказанные в запале, как проклятье… Неужели…
Шеф тихо кашлянул и я обратила на него внимание. Он взглянул на часы, и, вопросительно, — на меня. Я тоже проверила время. Оно уже подошло, Витька с Ашотом должны были справиться. Я отрицательно потрясла головой, снова впиваясь глазами в толпу. Ещё минут пять, для полной уверенности… Взрывное дело не любит спешки.
Я отметила про себя местонахождение Митрофана, любезничающего под кустиком с двумя хорошеньким, бледно-светящимися, парнями.
Тоже навьё. Но эти — привилегированные, личная блажь. Ядза они могут и не захотеть: закормленные.
Толпа вдруг зашумела, и Иван подошёл к длинному свёртку, уложенному позади Хорса, на высоких носилках. Он откинул чёрную ткань, свёрток зашевелился, и с носилок встала Аста. Зеленовато-белая, со следами укусов на голом теле, с багровым шрамом через всю шею, от уха до уха. Хорс прокричал что-то восторженное, и обнял новообращённую. У меня по телу прошла знакомая зыбь озноба, а потом — жар.
Аста стояла слишком далеко от других подложных, ядза ей не будет слышно, это уже не поправишь. Значит, не стоит выпускать из вида эту гадину… Ничего, пробьёмся! И уже пора! Ашот с Витькой ждут сигнала! Я подожгла ракету, и направила её вверх. Она рассыпалась на искры чуть дальше костра, и сразу вспыхнуло, загорелось огненное кольцо вокруг поляны, среди деревьев, разбрасывая снопы голубоватой пыльцы.
Прозвучало два-три ракеточных взрыва прямо над толпой, и навьё кинулось наземь — подбирать распылённое ядзо. Наперекор моему предположению, мальчики Митрофана, тоже поползли по траве, всхлипывая от нетерпения, закатывая белые глаза. Скуповат, доктор — то, потчевал, видать, плохо… Маринка с матерью сели прямо в грязь, и стали кормить друг друга землёй, пахнущей упоительным зельем.
Господи, прости им, если можешь. Как я прощаю… Прости!
Я высоко подняла Алексо над головой, и встала на край пригорка. Сатанисты меня ещё не видели. Сейчас, увидите… Зелёный луч Алексо воткнулся прямо в огонь костра, и там жарко запылало пламя. Четверо приближённых Хорса быстро, по-деловому, кинулись в сторону машин. Неужели, за оружием? Ильяс побежал им наперерез, прячась в тени пригорка. Хорошо соображаешь, парень! Только не ошибись! Не дай им взять тебя в кольцо…А мне… Мне тоже, пора!
— Ну, вот, голубчики сатанисты! Теперь вам всем пришёл конец. Именем Господа Бога объявляю вам судную ночь! — голос на низких тонах у меня сильный, он прозвучал так, как надо: достаточно спокойно, громко и вполне уверенно.
Толпа отшатнулась, зашумела. Переждав крики, я снова подняла Алексо, стараясь как прожектором пройтись по рядам лиц. Это подействовало. Подготовленные попадали, забились в судорогах. Алексо подогрел в них, принятое при вдохе, распылённое ядзо.
Их даже больше, чем я рассчитывала…Значит, противников-бойцов может быть поменьше. Теперь навьё…
Те, что ещё не уснули, вспыхивали и бежали от прикосновения луча Алексо. Завыли бледные мальчики, дядя Вадик упал на колени, прикрывая лицо перепончатыми, как гусиные лапы, руками. Живые отчаянно вопили. Дай Бог, чтобы их тоже достало…
— Тихо! Молчать и слушать! Всем стоять, поляна окружена. Мы с оружием, на перешейке вас встретит огонь!
Со стороны, где скрылся Ильяс, словно в подтверждение моих слов, раздались один за другим два взрыва, мгновения спустя — третий. Двое ещё не вырубившихся подложных поползли к месту боя, на запах свежей крови. Хорс выступил вперёд, раскрыв рот, и я, почти не целясь, выстрелила в его сторону. Он заорал, упал, схватившись за ногу. Его тут же прикрыли, сомкнув ряд приближённых.
— Молчать, я сказала! У вас есть выход — и только один! Повторяйте за мной всё, что я буду говорить.
Я произнесла первые слова Отречения от скверны, по-гречески, и несколько голосов повторили.