Его взгляд становится уже более ясным, перемещаясь по потолку и стенам, по кровати, ко мне.
— Так, пустое… Ты в порядке, Тина? Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, я в норме. Даже не обращалась к врачу. Что со мной может случиться? Несколько незначительных царапин… Ты меня спас. Ты помнишь, Дан, нас сбили на дороге за городом. Потом приехал Маго… Ты помнишь?
— Я помню. Да я хорошо всё помню. Тина! Алексо… он у тебя?
— Ты говоришь о кресте? Почему ты говоришь "Алексо", Дан? Что такое "Алексо"?
— Его имя.
— Разве у крестов бывают имена? — я знаю, что бывают, но просто хочу слышать голос Дана, убедиться, что он в ясном сознании и поэтому — в относительной безопасности.
— У таких — бывают. Он особенный… Очень древний.
— Да я знаю, ты говорил. Что значит "Алексо"? С какого это языка?
— С древнегреческого. Алексо значит "очищающий".
— Понятно. Очень красивое имя. Хорошее имя, подходящее. — я стараюсь касаться его во время разговора, поправляю одеяло, передвигаю руку на грудь: Ты как, Дан? Как твоё самочувствие? Не проголодался?
— Нет… тошнит — он с усилием сглатывает, облизывая пересохшие губы: Только пить.
Я принесла из бара бутылку в холодной испарине.
— Нарзан пойдёт? Только она ледяная…
— Как раз хорошо, ледяную и надо.
Он, не отрываясь, выпил стакан воды и сразу начал подниматься с постели, прихватывая рукой одеяло под желудком… Я сбегала за тазиком. Дана вырвало тёмной жижей со сгустками крови. Сильно запахло травой.
— Дан, что ты ел? Мы же вместе ужинали…
— Это не ужин. Это… это лекарство, Тина. Ты не видела, чем меня поили?
— Меня к тебе не пустили, Дан. Доктор сказал, что тебе ввели физраствор, глюкозу и сделали укол, наверно, болеутоляющий. Больше мне ничего не сообщали.
Он несколько минут полежал с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на подушку: Неважно, Тина… теперь это уже не имеет значения. Можно ещё глоток? Прости, это так неприятно…