Боров взирал на рождение этого чудовища, и, как мне кажется, хватка его ослабела, ибо девушка сделала то, что на ее месте сделала бы любая здравомыслящая особа, – она побежала. Никто даже не попытался остановить ее. Нас троих словно прибило к месту стальными гвоздями. Девушка вполне могла бы спастись, однако едва она поравнялась со мной, подобие руки из черного ихора исторглось из сердца твари и хлыстом обхватило ее за горло. Она тоненьким голосом вскрикнула, скорее от испуга, чем от боли, словно бы поверить не могла в то, что все это происходит с ней. Немедленно последовавший рывок, способный сломать ее шею и, наверное, сделавший это прямо на месте, втянул ее в середину живой пустоты.
Тварь сделала шаг вперед, и я понял, что она намеревается подвергнуть всех остальных участи несчастной девушки. Я посмотрел на них: на Пистона, на Борова, на Тонто. Они были похожи на детей, на испуганных до смерти дошколят. Исчезла вся крутая бравада, маска, которой они запугивали людей более мелких и слабых, чем они сами. Теперь они предстали перед лицом конца всея и всего. Во всяком случае, конца всея и всего
Но, о пекло, я не мог этого сделать. Еще раз скажу: не надо принимать меня за героя. И, если честно, твари, в ночи приходящие, пугают меня не меньше, чем любого человека. Просто совесть привыкла докучать мне, и я знал, что если брошу этих троих сукиных сынов погибать, то однажды пожалею об этом. Да, цена им была грош, всем троим подонкам, и я чувствовал, что гибель девушки уже занесена в списки грехов этих скотов. Однако если сосчитать все, добра в этой троице, возможно, было больше, чем в одном мне. И потом, клоун родео является чем-то вроде агента секретной службы. Он обязан протрубить вызов вне зависимости от того, как бы ни облажался человек, которого он защищает.
Пистон, Боров и Тонто не сдвинулись с места даже на полдюйма, однако тварь – даже не знаю, как еще можно назвать это – уже шла, скользила, наплывала или двигалась как-то иначе в их сторону. И я поднял вверх свою культю и испустил самое лучшее в моей жизни подражание боевому кличу армии южан. Прадед был бы горд мной.
– Эй ты, надутая коровья лепешка!
Понятно, оскорбление было не из самых серьезных, известных мне, однако оно сработало. У твари, собственно, не было никакой головы, однако я скорее ощутил, а не увидел, что она повернулась, и притом был полностью уверен в том, что все ее внимание обращено ко мне.
– Перед тобой честный перед богом клоун родео, обладатель удостоверения Братства американских тореадоров номер 229, и вот что я тебе скажу. Я укрощал быков в два раза больших тебя и столь же уродливых… и я ни на грош тебя не боюсь!
И тварь бросилась на меня, как бык на арене. Она надвигалась прямо на меня, превращаясь в жидкий обсидиан, если подобный объект возможен, обретая на ходу массу локомотива. Я позволил ей приблизиться ко мне и, когда она оказалась совсем рядом, просто отступил в сторону. Чудище прогрохотало мимо, врезавшись в стену храма.
– Мы называем этот финт
Тварь развернулась через себя, как повернувшийся бык, и снова бросилась на меня. Но я отступил в другую сторону, и она пролетела мимо.
– А вот это
– И это все, чем ты можешь похвастаться? – выкрикнул я, пока щупальце втягивалось обратно в черную массу. Однако я уже тяжело дышал, и не был уверен в том, что у меня самого остается много сил. Я бросил украдкой взгляд на Трех бездельников[33]. К моему предельному удивлению, они так и остались на месте, словно прикованные к нему, пооткрывав настежь рты, и я даже заметил струйку слюны, стекавшую на подбородок Тонто. Возможно, вполне естественная реакция.
У меня не было более времени на разговоры, поскольку в мою сторону уже устремилась конечность толщиной с телеграфный столб. Рискнув на догадку, я изобразил, будто вновь собираюсь прокатиться по полу. Столб ихора обрушился на пол и махнул по нему. Я сообразил правильно. И вместо того чтобы пытаться поднырнуть под него, прыгнул вверх и вдаль, насколько это было возможно, перепрыгнув через щупальце и став на ноги по другую сторону его. Не останавливаясь на месте, я побежал, понимая, что оно уже разворачивается в мою сторону.
Указав в сторону Пистона, я завопил:
– Бегите к двери, засранцы!
Понимание, наконец, вернулось в его глаза. Он повернулся и что-то сказал своим спутникам, но я не услышал его. Свист воздуха, рассекаемого движением внушительной массы, наполнил мои уши. И когда я вновь посмотрел на чудовище, оно уже было совсем рядом.
– А теперь пора петлять, – посоветовал я себе и отпрыгнул в сторону, успев уклониться, прежде чем конечность коснулась меня – что-то подсказало мне, что любое прикосновение к ней означает смерть, – и она скользнула мимо меня. Но на сей раз не так далеко, как я рассчитывал. Вместо этого оно свернулось в сторону себя самого, намереваясь ошеломить меня повторным выпадом. Повернулось оно, повернулся и я, и мы соединились в смертельной пляске, уподобившись собаке, ловящей собственный хвост, причем роль хвоста исполнял я. Уголком глаза я видел, что все трое байкеров рванули к расселине. Через несколько мгновений они нырнут в нее. И окажутся на свободе. A меня, да, меня ждала верная смерть. Я не могу вечно уворачиваться, и, когда никто более не будет отвлекать монстра, я не сумею спастись.
И тут что-то переменилось. Оно ощутило, а может быть, и увидело троих беглецов, прекратило вертеться, да так резко, что я сам едва не влетел в него, но успел вовремя упасть перед ним на пол. Чудовище приняло форму стены и волной покатило от меня по залу. После чего обрушилось перед самым входом, перекрывая единственный выход из подземелья. Все трое застыли на месте, а Боров споткнулся и растянулся на камне. Волна обрушилась на него и поглотила, не дав даже времени вскрикнуть.
– Вот дерьмо, – проговорил я, поднимаясь на ноги. Под руку подвернулся достаточно увесистый камень, и я подобрал его, толком не зная, на что он может пригодиться. При всем утомлении я бросился к чернильной живой стене. Пистон пятился, подняв руки, словно бы пытаясь что-то объяснить рассерженной любовнице. Наконец он повернулся, чтобы бежать, и тут из массы выстрелило другое щупальце, обхватившее его правую ногу. Полным мощи движением оно вознесло Пистона в воздух и задержало футах в тридцати над землей. Он завизжал, как ребенок, тонким и жалобным голоском, умоляя отпустить его на свободу, просто выпустить его из своей хватки. Что чудовище и сделало. Вопль Пистона сделался совершенно отчаянным и немедленно смолк, когда череп его ударился о каменный пол и разлетелся на куски, хрустнув, словно каштан под молотком. Тварь скользнула вперед, натекая на тело и растущую лужу крови, и, когда отодвинулась оттуда, на чистом камне не осталось ни единого пятнышка.
Тонто уже бежал ко мне, а я – к нему, глаза его наполняли безумие и страх. Я не имел представления, что нам с ним надлежит делать или куда надо идти, однако решил, что умру, сражаясь и, быть может, тоже крича. Тонто был уже почти рядом со мной, когда я услышал щелчок, подобный щелчку кнута, и узкая полоска змеиной хваткой стиснула его горло. Глаза его выкатились, и в следующий момент я понял, что ему не жить. Я откинулся назад и всем корпусом послал камень вперед. К моему изумлению, он попал в щупальце и перебил его пополам. Большая часть удалилась восвояси, а меньшая упала на землю и взорвалась черным дымом при соприкосновении. Я пришел в восторг и, как раз в тот самый момент, когда уже был готов испустить оглушительный победный клич, посмотрел на Тонто. Руки его ощупывали собственную шею, а глаза наполняли ужас и смятение. A потом, вот же хрень, он хихикнул. После чего голова его повалилась на плечо и со звучным шлепком съехала на пол.