Сестра

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты знаешь, я думаю, ремонт здесь не при чем.

– Пусть живет, – перебил Далаев жену. – Не будем лезть к ней в душу. Я уже один раз залез, – мужчина осекся, помолчал и налил коньяка себе и жене.

– Давай не чокаясь, – предложил он.

В этот вечер они впервые за последние дни находились вдвоем, не пытаясь найти причину для уединения. Вера Сергеевна старалась обходить больную тему, но Далаев сам заговорил о сыне. Он попросил прощения у жены, наконец-то сказал ей все, что так давно должен был сказать. Женщина и раньше понимала, насколько переживает ее муж, но сегодняшний разговор обнажил все его мысли, которые, пройдя через боль души, наконец-то протиснулись наружу. Этот крепкий человек нашел в себе силы для такого признания.

– Я должен был понять, что сын уже вырос, должен был преодолеть себя и увидеть, что передо мной не ребенок, а взрослый мужчина, имеющий полное право распоряжаться своей жизнью. Я сам создавал и создал конфликтную ситуацию на пустом месте, считая, что нашел правильный выход. Я пытался его уберечь. От чего уберечь? От любви? От любви, которую тогда мне было проще принять за игру гормонов с его стороны, и за дальновидный расчет со стороны Марины. Я даже не пытался понять сына, понять его уже взрослую жизнь. Я должен был быть для него пусть не примером, но опорой, а не пытаться бесконечно воспитывать и указывать, кто в доме главный. Разве я мог тогда доверять ему? Конечно, нет. Я же прожил жизнь, я же все знаю, все видел! Да ничего я не знаю… я не знал самого главного: нельзя давить отцовским авторитетом, унижая своего ребенка. Нужно было помочь советом, поддержать мыслью, делом, в конце концов, а не ставить ультиматумы, не пугать лишением отцовского благословления. Я пытался его учить, а учиться нужно мне, и жизнь показала это… – Далаев на минутку остановился.

– А как я поступил с тобой? – продолжал он. – Я боялся посмотреть тебе в глаза, боялся не почувствовать тепло твоей души, в котором мне так необходимо было согреться. Мне было стыдно признаться самому себе, насколько оно необходимо, твое тепло. Я боялся даже поговорить с тобой… с тобой, с самым родным и близким человеком, с которым мы вместе учились смеяться, когда было совсем не смешно, учились не плакать, когда слезы подкатывались к горлу, учились искать выход из самой тупиковой ситуации, и – находили. Как я мог отодвинуть тебя в сторону, оставив наедине с нашим общим горем. Найдешь ли ты в себе силы простить меня – я не знаю, но прошу об этом. Прошу тебя, прости, прости за все! – Георгий Викторович замолчал.

– Я давно простила тебя, Гоша. Я никогда не винила тебя ни в чем, поверь. Нужно найти в себе силы и пережить все, даже если это уже невозможно, даже если кажется, что жизнь потеряла смысл. А наша с тобой жизнь не потеряла его, у нас есть Марина. Я очень благодарна тебе за то, что ты наконец-то решил поговорить со мной, что сам все понял. Я очень рада, что ты сам увидел в этой девушке частичку нашего сына. Нам есть, для кого жить, а значит – жить нужно. Я очень рада, что ты вышел наконец-то из плена своих терзающих самообвинений. Ни к чему сейчас эти самообвинения, не приносят они пользы, а лишь бередят душу и не дают заживать едва затянувшимся ранам. Мы вместе. Понимаешь? А значит – со всем справимся. У нас есть Марина, которой тоже нелегко, ей нужно помочь. А значит, будем жить, не мучая ни самих себя, ни друг друга.

К концу этого незапланированного ужина обоим стало гораздо легче на душе. Между ними уже не было никаких недомолвок, и исчезла та стена, искусственно созданная надуманными запоздалыми раскаяниями. Разговор постепенно вернулся к Марине.

– Гоша, ты захвати ключи, когда поедешь на оперативку.

– Захвачу, я их прямо сейчас положу. Ты не обижайся, я пойду к себе, поработаю. Мне нужно срочно закончить статью для журнала. Спасибо за вкусный ужин, – сказал Георгий Викторович. – Да, Вера… – начал мужчина, но не закончил фразу.

– Что?

– Нет, ничего… я так, – Далаев ушел.

Вера Сергеевна знала, никакую статью муж писать не будет. Он запрется в своем кабинете и будет сидеть, листая семейный альбом. Она ошибалась лишь чуть-чуть – сегодня он не листал альбом, сегодня он думал о совершенном поступке, который можно было назвать приговором.

Наутро Георгий Викторович сразу поехал в филиал на оперативку. Они встретились с Мариной, когда мужчина уже собирался уходить.

– Здравствуйте, Георгий Викторович, – поприветствовала его девушка, зайдя в кабинет.

– Здравствуй, Мариночка. Я тебя потерял, хотел уже идти искать.

– Простите, я проспала.

– Что-то ты неважно выглядишь.

– Сплю плохо.

– Как ты съездила? Все нормально, я надеюсь?