Сестра

22
18
20
22
24
26
28
30
****************

К сердечным делам Элеоноры так не во время добавились проблемы с сыном. Полностью отдавая себя бизнесу, женщина не заметила, как ее Максим стал наркоманом. Неоднократные лечения в лучших клиниках лишь на время давали иллюзию, что тот сошел с пути, конечный пункт которого всем известен. На этот раз сына с трудом откачали от передоза, после чего Никольская перевела его в клинику Далаева.

Женщина понимала, что в первую очередь во всем виновата она сама. Воспитывая Максима одна, Элеонора делала все, чтобы тот ни в чем не нуждался. Мальчик рос, не видя матери, потому что она почти не бывала дома. Устраивая судьбы чужих людей, Никольская слишком поздно обратила внимание на судьбу собственного сына. Сейчас, сидя в кабинете Георгия Викторовича, она не ждала утешительных прогнозов. Где-то в душе она уже давно была готова к самому худшему. Обращение к Далаеву давало ей возможность для самооправдания, возможность сказать себе: «Я делала все, что было в моих силах».

Не так много прошло времени с их последней встречи. Но его оказалось достаточно, чтобы сломить такого человека, как Георгий Викторович. В прочном фундаменте его успешной, благополучной жизни образовалась трещина. Этот уверенный в себе, твердо стоящий на ногах доктор Далаев будто потерял равновесие, и теперь ему самому впору протягивать руки в поиске поддержки. Анализировать чужую жизнь, словно через сито разделяя все поступки, помыслы и их причины, было для него гораздо проще, чем выдержать незаслуженный, – по его мнению, – удар судьбы и признать свою долю вины в гибели сына. Конечно, он держался достойно, но Элеонора уже не видела перед собой того брутального мужчину, того «железного» Георгия Викторовича. Как же должно быть ему тяжело, если он решился лишиться своих волос, которые – по слухам – были талисманом его успешной жизни. Сделав это, Далаев словно надеялся избавиться от нестерпимой душевной боли, избавиться от всего, что связывало его с прошлой жизнью, которая сейчас уже не казалась такой правильной и такой идеальной, каковой виделась ему всегда. Никольская все понимала, она и без всякого образования была неплохим психологом. Сама жизнь была для нее хорошей практикой, научившей разбираться в людях без всякой там теории.

Сегодня женщине даже стало стыдно за себя. Она прекрасно знала о гибели сына Далаевых, она не могла не знать. Как происшествие в Глушихе могло пройти мимо нее? Все она знала и даже какое-то время переживала, что у их агентства возникнут проблемы. Но тогда… тогда, Элеонора даже не выразила своего соболезнования, она просто изолировалась. Ее секретарь говорила всем, что Никольской нет в городе. В тот момент для нее ничего не существовало. Личные проблемы, затронувшие ее женское самолюбие, были тогда гораздо важнее, да и сейчас стоят на первом месте. По правде говоря, Элеонора совсем забыла об этой трагедии. Только сегодня, увидев настолько изменившегося доктора Далаева, она вспомнила о ней. Однако ощущение неловкости в ее душе присутствовало недолго. Никольская хорошо играла роль неосведомленной женщины, и сама не заметила, как разговор о лечении ее сына перешел к разговору об Алексее.

– Вы молодец, Георгий Викторович, у вас вырос достойный преемник. Вы хороший отец и станете отличным дедом.

Конечно, не стоило это говорить, и женщина пожалела о произнесенных, совершенно неуместных словах. Но они сказаны. Как теперь выйти из этой ситуации она не знала, потому продолжала говорить об Алексее, как о живом. Собственно, ее вины в случившемся не было. Что касаемо морали, так иногда проще о ней просто забыть.

– Я уверена и Вера Сергеевна, ждет не дождется внуков.

– К сожалению, дедом я вряд ли стану.

– Это почему же?

– Алексей погиб.

– Как?! Простите, я не знала… когда?..

– Летом. Разве вам не сообщали? Он погиб, когда поехал по вашей путевке в деревню. Только вы не думайте, я вас ни в чем не виню. Он утонул в озере.

– Как же так… – и Никольская выразила свои соболезнования.

Она отлично справлялась со своей ролью. Только расспрашивать подробности женщина не собиралась, как-никак эта смерть касалась и ее, вернее – ее агентства. Но Далаев вдруг сам заговорил об этом. Видимо, боль еще не утихла, а Элеонора оказалась самым подходящим человеком, с которым он мог поговорить на эту тему.

– Они собирались пожениться, – Георгий Викторович повернул к Никольской фотографию. – А я… я решил устроить проверку. Какую? Для чего? Они могли бы быть счастливы…

Элеонора побледнела. Девушка на фото была точная копия ее бывшей соперницы.

– А как зовут? Как зовут его девушку? – с трудом справившись с собой, спросила она.

– Марина. Марина Градова. Она теперь нам как дочь. Жаль, что раньше мы… вернее я не принимал… не хотел принять ее в нашу семью.

– А у нее нет сестры?

– У Марины? Нет, что вы. Она сирота, выросла в детдоме. Мы могли бы стать для нее семьей. А почему вы спрашиваете?