Новая заря

– Я приказала перевести его в Москву. Так спокойнее.

– И?

– Несмотря на суровое послушание, он вполне неплохо себя чувствует. Я разговаривала с ним несколько раз. Сам он поведение Болотникова осуждает, называя безумцем и самозванцем, ибо знать его не знает, хотя тот представляется его воеводой. Василий считает, что Болотников сам стремится к власти. Возможно, даже объявит себя чудом спасшимся царевичем Иваном.

– Каким таким Иваном?

– Это тем, прах которого в Архангельском соборе лежит. Их же уже не опознать. А по возрасту они должны быть схожими. Он его если и моложе, то не сильно. Пятьдесят три или сорок два? Учитывая, что жизнь Болотникова била сильнее, он выглядит старше своих лет.

– Странно… Почему так считает Василий?

– Это не он считает. Он просто заинтересовался озвученными мной слухами. До Москвы доходят настроения в армии Болотникова. Там эта версия имеет немалую популярность.

– Да уж, – покачал головой Дмитрий. – Все чудесатей и чудесатей.

– Я перевела Василия на обычное послушание, вместо того строгого, на которое ты его посадил.

– Зачем?

– Его мать просила. Да и он раскаялся.

– А если серьезно?

– Ты же сам говорил, что его смерть станет поводом для появления самозванца. Зачем нам это? Этот – вот он. Вполне спокойный. Чем дольше он проживет, тем лучше.

– Хорошо, – кивнул после долгой паузы Государь. – Ладно. Возвращаемся к нашим баранам. Сколько их там набежит? Выяснить удалось?

– Этого никто не знает, – грустно произнес Мстиславский. – Степь, она такая. Даже когда придут – толком не поймешь. Мешанина сплошная. Только трупы потом по головам считать.

– А Ахмед чем-то конкретным поддержал этот поход? Или ограничился добрыми словами?

– Он выделил полсотни пушек и пару тысяч янычар, – произнесла Марина. – Это не точно и со слов посла австрийских Габсбургов.

– Отлично! Просто отлично! – раздраженно воскликнул Дмитрий, вскочил и начал вышагивать по комнате. – А Персия, случаем, ради такого дела перемирия с османами заключить не хочет? Ну, чтобы поучаствовать на этом празднике жизни.

– Отец писал…

– Что? – напрягся государь.