— Выздоравливай скорее, — Лариса по привычке коснулась её лба ладонью, но температуры не было. — И завтра чтобы лежала дома. Учёба подождёт. Ты у меня умница, потом быстро наверстаешь. Здоровье важнее.
— Ладно, — слабо выговорила Вероника. Её клонило в сон. Кажется, мама ещё что-то говорила, но она не слышала. Когда она очнулась, свет в комнате был потушен, а на кухне позвякивала посуда под струёй воды из крана.
В ту ночь ей снились очень красочные цветные сны. Это было удивительно, учитывая, что Вероника видела сны очень редко (в отличие от матери, которой раз в неделю обязательно снился кошмар). Ей снилась вершина высокой горы, на которой она стояла. Внизу текла река, и подножие горы скрывалось в её бурном потоке. Заходящее солнце окрашивало одну половину небосвода в багровый цвет, а другая половина уже стала тёмно-фиолетовой. Разреженный горный воздух наполнял Веронику свежестью, и она даже подумала — если она подойдёт к краю утёса, на котором стоит, то сможет полететь. Мама говорила, что полёты во сне — к удаче. Вероника никогда раньше не летала во сне, и ей показалось, что сейчас самое время попробовать. Но с каждым шагом к обрыву ноги наливались тяжестью. Когда она, наконец, подходила к нему, ни о каких полётах не могло быть и речи. Она смотрела вниз — туда, где могучая чёрная река образовывала жуткие водовороты, напоминающие кричащие рты — и понимала, что падает, падает с этой невообразимой высоты, и через несколько мгновений ледяная вода сомкнётся над её теменем. Красное солнце мелькало перед глазами. Но до воды она не долетала: её будил пронзительный крик вороны, раздающийся прямо над ухом.
Были и другие сны, но они запоминались не так хорошо после пробуждения. Она видела смутные зелёные огни, танцующие в темноте, которая казалась шершавой. Время от времени в этой мгле пугающе близко от неё проплывали длинные, будто составленные из дыма лица, которые искажались без остановки, меняя черты. Однажды ей привиделся великан, лицо которого невозможно было разглядеть из-за буйной чёрной поросли волос, которая покрыла всю голову. Далеко у края вечной темноты две фигуры кружились в медленном танце, потом осыпались мелкими осколками, как разбитые фарфоровые куклы. И наконец, все эти смазанные видения пожирало бушующее пламя, и Вероника просыпалась со сдавленным криком, который напоминал стон.
Слабость в теле сохранилась на следующий день, но на третье утро ей стало лучше. Она сходила бы на занятия, если бы день не был выходным. Мать работала сверхурочно, и Вероника осталась одна в квартире. Она убралась в доме, помыла пол и постирала себе одежду. После обеда, когда она сидела на диване перед телевизором и хрустела сухими кукурузными хлопьями, ей позвонила Юлька. Подруга была обеспокоена: она звонила Веронике в предыдущие дни, но её телефон был выключен, а когда она наведалась к ней в дом, то Лариса вернула её с порога со словами: «Верочка спит, не надо её беспокоить».
— Да всё со мной в норме, — усмехнулась Вероника. — Просто мама слишком серьёзно восприняла моё недомогание. Как бы то ни было, теперь у меня всё тип-топ. Завтра приду на пары, сама убедишься.
Потом ей стало скучно. Выключив телевизор, по которому показывали ещё одну программу в духе «Тайная жизнь Рублёвки», она облокотилась о подоконник и стала смотреть на двор, где два малыша в разноцветных курточках играли в догонялки. Их матери разговаривали на лавочке у дома напротив. Было ветрено — листья с дуба, который рос на детской площадке, так и сыпались. Один из них застрял на синей шапке мальчишки возле помпончика, но он этого не замечал.
Вероника засмотрелась на детей. Не так давно она сама бегала среди ветхих снарядов с облупленными красками, и её мать сидела рядом и смотрела на неё. У неё были подружки-ровесницы — например, Аллочка с первого подъезда. Они хорошо ладили между собой. Когда девочкам было по семь лет, мать Аллочки умерла от цирроза (девочка жаловалась, что она слишком часто пьёт), и её забрали к себе дядя с тётей.
Она закрыла глаза и представила маму читающей газету на качелях, пока они с Аллочкой ходили по тонким брусьям, соревнуясь, кто дольше удержит равновесие. Тогда мать казалась ей очень молодой, хотя уже тогда ей было за сорок. В отличие от матери Аллы, Лариса даже не смотрела в сторону спиртного. Вероника не помнила, чтобы в их квартире хотя бы раз появлялись бутылки, даже по праздникам.
Мама работала в две смены на разных работах, и Вероника часто сидела дома одна, пока не стала ходить в садик. Сейчас она хорошо понимала, насколько тяжело было матери растить дочь в одиночку после смерти мужа, не видя никакого просвета. У Ларисы не было близких родственников, чтобы поддержать её в трудные времена, а родня бывшего мужа относилась к ней как к чужой. Другая женщина могла бы и запить. Но она выдержала, и детство Вероники прошло в спокойствии и уверенности, что мама защитит её от всех бед.
Но потом у Ларисы случился инсульт. Веронике было пятнадцать лет.
Она до сих пор чувствовала мерзкое покалывание на спине, когда вспоминала этот год. Были дни, когда она думала, что мать уже не поднимется с постели — первые несколько недель она и говорила-то с трудом. Со всех работ маму уволили, и Вероника поняла, что деньги, несмотря на те нравоучительные книжки, которыми она зачитывалась в детстве, имеют ого-го какое значение в жизни. Она устроилась продавщицей и работала в ночные смены, потому что днём нужно было учиться. У неё была мысль бросить учёбу, которая представлялась бессмысленной, но мать, узнав об этом, здорово отчитала Веронику. «Не говори ерунды, — строго сказала она. — Без образования ты пропадёшь». Вероника, если честно, сомневалась в этом — она стала замечать, что в газетах и по телевизору многие хорошо устроенные в жизни люди гордо говорят, что учились из рук вон плохо или вообще бросили учёбу. Но маму ослушаться она не осмелилась и продолжала днём сидеть за партой, а по вечерам стоять за прилавком.
К счастью, Лариса поправилась, хотя понадобился целый год и много импортных лекарств по заоблачным ценам, чтобы поднять её на ноги. Мать была твёрдо настроена на то, чтобы вернуться в строй. В те дни Вероника впервые поняла, насколько сильная женщина произвела её на свет.
Какое-то время они работали обе, потом Вероника поступила в ВУЗ. Большой суеты это не вызвало — у неё были хорошие баллы по ЕГЭ. Но учёба обернулась сущим кошмаром. Привыкшая к попустительскому отношению учителей в школе, Вероника почувствовала себя так, будто её выкинули из тёплого домика на зимний мороз. Она уходила на рассвете и возвращалась только к ужину. Потом, едва перекусив, до поздней ночи сидела над самостоятельными заданиями, обложившись учебниками. Числа и формулы не желали укладываться в голове, и Вероника пару семестров серьёзно боялась, что вылетит. На первой же сессии из группы была отчислена чуть ли не половина студентов. Говорили, что в других институтах нет такого накала, и она стала жалеть, что не выбрала медицинский, когда колебалась после школы.
Но ничего — справилась. На втором курсе учиться стало легче. Но в первый год ни о какой подработке в свободное время речи быть не могло, и мать по привычке твёрдо и без обиняков заявила: «Ты своё отработала, пока я болела. Сосредоточься на учёбе, это твоё будущее. Пока, слава богу, я зарабатываю достаточно денег». К тому времени она стала одной из лучших парикмахерш в городе и работала неизменно в дорогих салонах.
И всё равно, в такие моменты, когда мать уходила на работу, а она сидела дома, Вероника чувствовала себя тунеядкой.
На ужин она почистила картошки и поставила её вариться на умеренном огне, потом села за компьютер. Посмотрела в интернете свежие выпуски обзоров смешных видеороликов, которые она любила, но сегодня улыбку неуклюжие котики и чудаковатые люди у неё не вызвали. Мысли сами собой переместились к Максу. К её парню…
Веронике уже приходилось переживать расставание, но тогда всё воспринималось легко. Сейчас она чувствовала внутри себя странное опустошение. Раньше, когда она думала о Максе, в груди теплело. Теперь же — ничего. Ни испепеляющей злости, ни гнева, ни ненависти, которыми сопровождались школьные разлуки. Помнится, когда Дима Щавелев в девятом классе сказал ей, что она «скучная» и он больше не желает с ней встречаться, она плюнула ему в лицо, но промазала и попала на рукав его рубашки.
Пустота. Будто и не было тех долгих прогулок по ночному городу, признаний и поцелуев. За один пятиминутный разговор Макс стал ей чужим.
ebooksa